– Керри, – Скай глубоко вдохнул свежий цитрусовый запах, исходящий от девушки, – я настолько счастлив, что в этом есть что-то опасное. Такое состояние не может длиться вечно. Скоро я проснусь, и звезды будут затянуты тучами, а вместо пения птиц – уныло квакать лягушки…
– Пессимист! – нежно упрекнула его Керстен. – Лягушки не квакают, они так ПОЮТ. Это их высшая форма самовыражения. А тучи нужны для того, чтобы напоить умирающую от жажды землю. А грусть – для того, чтобы сильнее почувствовать после нее радость и счастье. Не бывает мир без теней, мой любимый. Даже я, безнадежная провинциалка, знаю это.
Скай почувствовал, что горло у него пересохло и он не может выжать из себя даже звук. Что же ему делать? Если сейчас он покинет эту шотландскую девушку – молодую, мудрую и прекрасную, такого сокровища он не найдет больше никогда и нигде. В этом Скай Уидден не сомневался, а он достаточно повидал женщин и мир. Керри заставляла его смеяться и плакать, видеть прекрасное в самом неприглядном, слышать музыку в воздухе, разлитую вокруг них. Но что он мог предложить ей, чтобы она бросила свою родину и уехала вслед за ним? Любовь? Он не знал женщин, способных променять спокойную устоявшуюся жизнь на такое эфемерное чувство – любовь.
– Зачем ты предлагаешь мне так много, зная, что я все равно уеду? – этот вопрос мучил его.
Керстен легко улыбнулась, скрывая за этой улыбкой кольнувшую ее в самое сердце боль.
– Жизнь – сама по себе риск, любимый. Страх быть отвергнутой или что-то потерять – еще не повод, чтобы никому не отдавать свое сердце. Глупо бояться того, чего ты не испытал.
– Ты – настоящее собрание афоризмов, ангел мой, – Скай откинулся на спинку дивана, прижал к себе Керстен и судорожно зевнул. Потом еще раз. – Боже, прости меня, дорогая. Я сегодня порядочно потрудился, а встать пришлось очень рано, еще до рассвета. Я ездил в Инвернесс.
– Я тоже туда собираюсь через пару дней. Мне следует показаться врачу и отвезти новую партию резьбы на продажу. В последнее время меня почему-то привлекает птичья тема, особенно голуби. И голубки. А как продвигаются твои поиски той женщины, Игрейн? – осторожно проговорила ничего не забывшая Керстен.
Она напряженно ждала ответа, но тело Ская было расслаблено и сверху доносилось тихое мерное сопенье. Он спал. Керри еще немного полежала на его плече, перебирая разбегающиеся мысли, а потом тихо, стараясь не разбудить любимого, выскользнула из-под оберегающей ее руки. Она отыскала сложенный на кровати в доме плед, укрыла им спящего Ская и, разгладив поцелуями морщинки между его бровями, отправилась домой по берегу залива, глядя, как заговорщически подмигивает ей желтая луна.
Первые подозрительные звуки Керри услышала утром, когда еще не рассвело. Она сама не понимала, что разбудило ее. Перед тем, как открыть глаза, она видела во сне что-то ужасное, от чего она пыталась убежать, но ноги вязли в липком тумане, который тянулся к ней своими грязно-серыми отростками, напоминающими гротескные щупальца, вызывая на коже холодный озноб. Туман залеплял рот Керри, мешая кричать, призывать на помощь, и не было сил разорвать плотный кокон, обматывающийся вокруг нее.
– Игрейн, Игрейн! – шелестели над головой девушки листья мрачных вековых дубов. Их хищным ветвям ее маленькая фигурка тоже казалась желанной добычей…
Вскрикнув, Керстен вырвалась из объятий кошмара и села в постели, тяжело дыша. Ночная рубашка душила ее, дом насквозь продувал ледяной ветер – наверное, она забыла закрыть в мастерской окно.
