Крестовская стала вспоминать. Действительно, она достаточно много слышала об Антоне Кулешове, а однажды даже видела его выступление в Летнем театре Горсада. Он пел цыганские романсы, и поклонниц у него была тьма. Зина вспомнила, что он очень красив, однако сама она не любила такую красоту в мужчинах – было в нем что-то скользкое, противное.
– Он цыган, кажется, – сказала Зина, – поет цыганские романсы и какие-то пошлые, дешевые куплеты. Да, цыган. Говорили, что он родился в цыганском таборе. И отбоя от баб у него нет. Мерзкий тип. А теперь вот продался немцам.
– Это хорошо, что ты так много о нем знаешь, – усмехнулся Бершадов, – потому, что твоим заданием будет вступить с ним в тесный контакт.
– Что? – Зина была потрясена. – Но я не в его вкусе! Это невозможно! Зачем мне этот хлыщ? Да он на меня и не взглянет! Понимаю, конечно, что он трется возле немцев, и тебе нужна от него информация, но это не ко мне. Вот это задание я точно провалю.
– Не провалишь, потому что не в том ключе думаешь, – усмехнулся Бершадов, – а в контакт вступить с ним придется. Потому что он мой связной.
– Твой связной? – Зина задохнулась от изумления.
– Именно, – с довольным видом кивнул Бершадов, ему явно понравилась ее реакция. – Хороший связной, правда? Поет романсы, цыганская внешность. На самом деле он никогда не был артистом. Правда, до войны в самодеятельности участвовал. Антон Кулешов – его псевдоним. Кстати, придумал я. И вот видишь, как хорошо прошло! – Григорий громко рассмеялся.
– Но как же… – Зина оборвала себя на полуфразе, ей очень не понравилось, что Бершадов так явно торжествует.
– Настоящее имя его Аарон Файнберг, хотя все звали его Аликом, Алик Файнберг. До войны он работал старшим оперуполномоченным уголовного розыска Ленинского района города, кстати, по особо важным делам. Он один из немногих, кто принял решение остаться в городе для подпольной работы, а не уехать в эвакуацию, так сказать, настоящий патриот. Он еврей, так что для него эта война – личное дело. Все знают, что делают немцы с евреями. И он один из лучших моих людей.
– Но как он стал артистом? И почему его никто не узнал, если он работал в уголовном розыске? – не понимала Крестовская.
– Внешность мы ему изменили. Документы тоже подготовили. А романсы… Он всегда был артистичным. Шутил даже, что если б бандитов не ловил, то пошел бы в артисты и стал знаменитостью.
Зина задумалась. Какие страшные и странные метаморфозы готовила эта война. Подобное ей бы и в голову не пришло! Надо отдать должное Бершадову – отличная маскировка!
– Но если он милиционер, да еще еврей, его положение намного хуже моего, – вздохнула она.
– У всех сейчас плохое положение, – отрезал Григорий. – Итак, тебе придется выйти с ним на связь. Мне не хотелось делать это напрямую, но в последнее время вокруг Алика стало происходить что-то нехорошее. И другого выхода у меня нет. Я не могу отправить к нему других людей. Это слишком опасно.
– Подожди, – у Зины перехватило дыхание. – Слишком опасно для кого? Для них? А для меня нет? То есть меня подставить не жалко? Меня можно и потерять, если что?
– Мы на войне, – голос Бершадова прозвучал жестко, – и личные отношения здесь ничего не значат! В любом опасном задании в первую очередь выбирают агентов, которых не жалко потерять.
– Меня не жалко потерять? – Крестовская повернулась к нему, глядя расширенными глазами.
