– Да наплевать! Куда он от тебя денется! Иди, тебе полезно быть подальше от родителей, денег, дурных мыслей.
– Может, ты и права. – Он как-то сразу стал с ней на «ты», еще когда молча рассказывал о себе.
– Он тебя любит таким обалдуем, какой ты есть, и можешь не стараться, никакие твои идиотства на его любовь к тебе ни повлияют, она просто есть, и все! Это называется безусловная любовь, то есть без всяких условий.
– Я знаю! Теперь знаю!
Он отвернулся, посмотрел, задумавшись, в окно.
Ника не мешала – пора бы уже мальчику подумать! Леша повернулся и, посмотрев ей в глаза, по-детски пожаловался:
– Я только не знаю, что мне теперь делать!
– Это решать только тебе, и выбор делать тебе, и разбираться со всем, что ты наворотил, тоже тебе.
– Ты не думай, я отвечу и в тюрьму сяду! – распетушился он.
– Ясно, – вздохнула Ника. – Папу позови.
Алексей подскочил так стремительно, что стул перевернулся и упал.
– Не надо! Не делай этого, не отмазывай меня! Я вообще был против, чтобы отец с тобой договаривался! Нечего меня жалеть!
– Ты пока сочувствия к себе не заслужил.
Она устала, в голову вгрызалась боль, с каждой минутой все больше и больше наливаясь свинцовой тяжестью.
– Все, Леша, хватит! Я не настолько старая и умная, чтобы тебе советы давать, сам разбирайся! Позови отца.
Алексей как-то потух, как лампочка, которую выключили. Он наклонился, упершись руками в койку, приблизив свое лицо к ней, и Ника рассмотрела у него на носу маленькие веснушки.
– Прости меня, – тихо попросил он.
– Не разочаруй меня, – ответила она.
– Спасибо! – шепотом поблагодарил Алексей и, поцеловав ее в щеку, распрямился и пошел к выходу и, уже взявшись за ручку двери, обернулся и спросил: – Можно я буду тебя навещать?
– Только если не станешь таскать бананы, я их терпеть не могу!
– Никаких бананов, клянусь! – разулыбался он и вышел.
В палату сразу же зашел Евгений Александрович, один, без охраны.
– Евгений Александрович, подозреваю, что ваш адвокат болтается где-то рядом? – спросила она.
– Вы угадали. – Он слегка опешил и, еще не зная, чего ожидать, нервничал.
– Тогда давайте его сюда побыстрей, у меня очень болит голова, и я устала, – отдала приказание Ника и, вспомнив Сонечкино воспитание, добавила: – Извините.
– Что вы, я понимаю!
Он совсем не солидно, суетясь, достал мобильный, нажал кнопку, спохватился, вспомнив о статусе, взял себя в руки и властно приказал:
– Семен, поднимись, зайди в палату! – и убрал телефон во внутренний карман пиджака.
– Вы что-то решили, Вероника?
– Да. Как говорят американцы: «Дайте ему еще один шанс», а лучше отправьте его в армию в какие-нибудь ВДВ или спецназы, туда, где посложнее.
Ника перевела дыхание, ее голова жила отдельной от хозяйки жизнью. Сейчас по расписанию у нее числилась боль, сильная, нарастающая. По-хорошему надо бы позвать медсестру и сделать укол, но Ника хотела побыстрее закончить со всем этим, не тратя время на уколы.
– Спасибо вам, Вероника! Все мои обещания остаются в силе, и сумма, которую вы назовете, в разумных пределах, конечно, вам будет выплачена.
– Конечно, в разумных, – усмехнулась она тому, как быстро он оклемался. – Отдельная палата – это ваши происки?
– Мои, – признался он.
– А если бы я отказалась, меня бы перевели в общую?
– Ну что вы! – Он снова был царственным, а потому снисходительным львом.
Ну почти был.
– Вы ведь пострадали из-за нас, я хоть как-то должен был компенсировать…
