Смерть в темпе «аллегро» - страница 15

– Вагнера?.. – попытался быть учтивым Владимир Алексеевич: сокращенное название оперы «Роберт-Дьявол» он слышал впервые.

– Вагнер? Чтобы я пел Вагнера?! – вскочил тот. – Я тут послушал его «Тангейзера». Знаете, он действительно гений… Только гений может растянуть четыре темы в увертюре на пятнадцать минут. Четверть часа! А звучание? – Россини был прав: как будто поднос с посудой уронили. Темы попадаются очень красивые, не поспоришь – но эта оркестровка? – это же неуважение к голосу как инструменту! Хрупкому и тонкому инструменту, на котором нельзя заново поменять струны!

Фон Карольсфельд – первый исполнитель Тристана – выдержал всего четыре представления, а потом отдал богу душу. Что там было – последствия ожирения? инфекция? – или колоссальная трата энергии во время спектаклей?

А лейтмотивы в позднем Вагнере! – какая прелесть, когда одно и то же по кругу, одно и то же звучит три с половиной часа! Чтобы я пел эту шарманку?.. Куда уж блистательному разнообразию Россини или Доницетти. Да, из любой мелодии Россини сделает арию, Мейербер – марш, Бах – фугу – а Вагнер из одной мелодии сделает два акта!

И что это за акты? – последние его опусы длятся по пять часов – и это сочиняет тот, кто большую французскую оперу того же Мейербера за тяжеловесность упрекает! Такое ощущение, что у него были поминутные гонорары. Впрочем, у этих опер и вправду есть прекрасное свойство. То, что происходит там за полчаса, можно описать буквально в двух словах: «почти ничего».

– Николай, ты не дослушал, должно быть, – Володя спрашивает, Вагнера, надеюсь, не будет?

– Ах, вы об этом? Я-то думал… Нет, не беспокойтесь, – тут же сменил гнев на милость тенор. – Только старая школа. Из певцов будут Фигнер, Михайлов. Может Баттистини приедет…

– Превосходно, мы будем, – кивнул Филимонов, лишь бы тот отстал. – Ну, ступайте, нам еще пару мелочей обсудить надо.

Вновь мягко скрипнули петли массивной двери, барабанным щелчком она закрылась. Получалась неприятная история: свидетель ничего не видел, никаких улик на месте, ни одной зацепки. Конечно, что-то появится позже, что-то расскажут родственники – но пока не с чего даже начинать.

Вдвойне печально было то, что жертвы – люди знатные: начальство поставит дело на особый контроль и будет требовать результата – быстрого и точного. А надежд пока что не было ни на то, ни на другое.

– Вот что, Володя, – начал выстраивать план действий статский советник. – Во-первых – при нем не употреблять фамилию «Вагнер». Это приказ. Не так много вещей есть на свете, которые Николай не переносит. Оперы Вагнера – одна из них.

– Почему?

– Неважно, долгая история.

– Понял, не буду.

– Вообще, не перечь ему. Попасться ему на язык очень просто, у него ядовитый ум. Остроты его разлетаются по столице моментально и если попался ему, живым не выпустит. Ты с этим Вагнером только что получил разнос – но он далеко не всегда так многословен. Чаще это несколько слов, которыми просто убивает. Чтобы ты представлял: я с ним был на сочинении какого-то модного современного композитора. Отыграли сорок минут первого отделения, объявили антракт. Около Николая как всегда собралась толпа, к нему подходит автор, спрашивает: ну как вам? Тот в ответ: а музыка будет только во втором отделении?

– Ну он зараза, Антон Карлович…

– Не спорю, зараза… Но – и это во-вторых, за делом точно будут следить большие шишки, это как пить дать. Но о том, что произошло, пока не знает никто, кроме нас и него. Нам это на руку. Поэтому главная задача: надо раскопать как можно больше, пока все пребывают в блаженном неведении. Потом будут зажимать и поторапливать, давать минимум времени. А пока что у нас есть день. Может быть – полтора. Отправь своих людей проверить извозчиков – все-таки покойные вряд ли сами дошли туда пешком. Наверняка заметил, что у покойных обувь чистая? А я пока у наших тайных агентов узнаю, бывали ли они вместе в последнее время – Лешка Званцев и Васильевский. Если бывали – где, когда, с кем. С агентами поговорю сам, чтобы без утечек. Но это потом – пока что в морг. Узнаем, что Иван Аронович…