Размахов взял ее лицо в свои ладони и внимательно посмотрел в глаза.
— Не скучала там небось? Кого-нибудь обязательно подцепила?
Та отвела глаза:
— Ну что ты… Я же работала.
— Знаю я тебя. Но я не против. Если это не в ущерб делу.
— Не в ущерб, — ответила Марина, но как-то неуверенно.
Он взял ее под локоть и повел в угол студии, где находились небольшой холодильник, низкий журнальный столик, два кресла и диван.
— Джин?
— Да, и побольше льда. Умираю от жажды. Только с самолета.
— А что не позвонила перед вылетом?
Марина чуть нахмурилась:
— Времени не было. Все так внезапно получилось.
— Ну ладно, — сказал Борис, ставя перед ней полный стакан, с бултыхающимися кусочками льда, — рассказывай, как все прошло. Успешно?
Марина кивнула:
— В общем и целом — да. То, что задумывалось, сделала.
— Как клиент, — в глазах Размахова появилось нечто похожее на волнение, — не догадался? То есть не догадалась?
Марина поставила стакан на столик и опустила глаза:
— Знаешь, небольшая неприятность все-таки возникла…
Размахов буквально посерел, вскочил и схватился за голову:
— Я так и думал! Так и знал! Что-то серьезное?
— Да нет… Просто она меня засекла.
Размахов непечатно выругался.
— Но ты не волнуйся. Я все уладила… Почти…
— Что значит — почти? Ты знаешь, что если она хоть краем уха услышит мое имя…
Марина отрицательно покачала головой:
— Не услышит и не узнает. Я придумала легенду…
— Ну ладно, — чуть успокоился Размахов, — показывай.
Марина встала и подошла к столу, за которым ожидала окончания съемки. Взяла папку и положила перед Размаховым.
— Ничего не понимаю, — сказал он, взяв папку в руки, — почему здесь написано «Кузнецова Маша»?
— Какая Кузнецова?
— Ну вот, — показал Размахов.
Марина вырвала папку у него из рук и распахнула. На стол посыпались фотографии Маши в разных видах…
— Эта дура перепутала папки! — закричала Марина. — Унесла мою с собой!
Размахов встал и, ни слова не говоря, дал Марине увесистую оплеуху.
— Это ты дура и идиотка! Нечего раскидывать папки где попало!
Они выбежали из студии.
— Где она? — крикнул Размахов, подбегая к Лене, которая спокойно сидела за своим столом.
— Кто?
— Ну эта… Кузнецова Маша.
— Ушла. Я ей деньги заплатила, она и ушла. Очень довольная.
— Где она живет?
— В Воронеже.
— Да нет. Здесь, в Москве, где живет?
— Не знаю, — пожала плечами Лена, — я не интересовалась.
— Папка была с ней?
— Да. Она хотела ее оставить, но я запретила. У нас от этих портфолио уже не продохнуть…
Размахов произнес длинную тираду, почти сплошь состоящую из ругательств.
— Если не найдется папка, всех уволю! Под забором спать будете!
Лена и Марина испуганно переглянулись. Затем Марина взяла себя в руки, помассировала виски и произнесла одно слово:
— Билет.
Размахов глянул на нее:
— Точно! Когда она летит? Или едет?
— Я заказала билет на завтра… Она подойдет в кассу.
— Ничего не поделаешь, — заключил Размахов, — придется послать людей к кассам. Ты, — он ткнул пальцем в сторону Марины, — будешь вместе с ними дежурить. И чтобы Маша эта была доставлена сюда. Вместе с папкой.
Два часа в грохочущей металлической трубе — и вот за прямоугольными иллюминаторами «Боинга-737» уже не пожелтевшая от жары, чахлая травка аэропорта Симферополя, а вполне зеленый московский газон.
В салоне первого класса было почти пусто. Большие красные кресла, обитые натуральной кожей, более вежливые и предупредительные, чем в экономическом, стюардессы, приглушенный шум двигателей, море бесплатной выпивки — одним словом, авиакомпания «Аэротранс» вовсю старалась для пассажиров первого класса.
