– Ну как я могла не поговорить с ней, Антуан? Бедняжка сходит с ума от волнения!
– Потаскуха она, а не бедняжка, – холодно уточнил светский обозреватель.
– Это неправда, – лепетала Клэр. – Она искренне любила Ива-Рене. Что ее не оправдывает, конечно.
Инспектор обратился к Мартине:
– Сделайте одолжение, сестра, узнайте у телефонистки, с каким номером только что соединяли больницу. Итак, мадам Паризо, вы дважды звонили мадемуазель Марго Креспен из ресторана, верно?
Клэр трусливо оглянулась на мрачного Бартеля:
– Ну да. Первый раз вскоре после нашего прихода в «Ля Тур д’Аржан», а второй – после того, как все это стряслось, пока мы ждали таксомотор.
Подошла Мартина, подала инспектору бумажку с номером. Он переспросил:
– Рамбуйе?
Клэр колыхнула грудью:
– Я же сказала, Марго живет в Рамбуйе.
– И из ресторана вы оба раза звонили ей в Рамбуйе?
– Ну разумеется, в Рамбуйе, она же там живет, – терпеливо растолковывала Клэр инспектору-тугодуму.
Валюбер направил на свидетельницу толстые окуляры своих черепаховых очков:
– Выходит, что второй раз вы позвонили мадемуазель Креспен где-то через полчаса после того, как месье Люпон покинул ресторан. Вы говорили с ней?
– Конечно, можете проверить, – с обидой напрасно обвиняемой праведницы заявила Клэр.
– У Марго машина, – упрямо стоял на своем Антуан.
Инспектор кивнул:
– Мы уточним время всех звонков, но если в половине двенадцатого Маргарита Креспен была у себя дома, то за полчаса до этого она никак не могла стрелять в месье Люпона. За это время невозможно добраться от набережной Турнель до Рамбуйе.
Победоносным потряхиванием своего плюмажа Клэр подтвердила выводы следствия.
– Мадам, месье, вы застали на берегу или в тоннеле кого-нибудь, кроме раненого?
Месье Паризо развел руками:
– Убийца не стал нас дожидаться.
– Раненый мог говорить?
Клэр вмешалась:
– Я сразу бросилась к нему, у меня теперь все платье в его крови. Я умоляла его сказать, что случилось, но бедняга только дрожал и дышал с ужасными хрипами и свистом. – Она ткнула в блокнот инспектора: – Пожалуйста, запишите, что я пыталась спасти его, я перевязала его рану своими чулками!
Все уставились на бледные столбики ее ног. Я вспомнил дурацкие чулки, зачем-то сикось-накось намотанные поверх смокинга. Ну что ж, одной загадкой стало меньше.
– Что произошло потом?
Паризо запихнул влажный платок в карман:
– Швейцар вызвал машину «Скорой помощи», она прибыла через десять минут, но санитары забрали только раненого. Мы все вернулись в ресторан, я уплатил по счету, метрдотель вызвал нам два таксомотора, и мы приехали сюда.
В коридоре появилась мадам Люпон. Все замолчали. У нее были красивые ноги, и все ее движения были четкими и собранными. Лицо было совершенно бесцветным, но спокойным. Либо эту женщину смерть мужа не потрясла, либо она исключительно хорошо владела собой.
Антуан Бартель поспешил ей навстречу. Инспектор Валюбер засунул блокнот в карман и снял головной убор, обнажив голову с редкими седыми волосами и глубокими залысинами. Без особых эмоций он сказал вдове несколько сочувственных слов, водрузил котелок на место и повернулся к нам с Мартиной:
– Доктор, сестра, мне надо взглянуть на жертву.
По дороге в операционную Валюбер спросил:
– Месье Люпон приходил в сознание?
– В полном сознании раненый не был, нет.
Мартина возразила:
– Когда я вернулась со всем необходимым для операции, доктор Ворони́н как раз нашатырем привел его в чувство и что-то у него спрашивал.
