На третьем уровне мы прошли через гостиную, отделанную в тон байкерской невоздержанности конца тысячелетия. Ковер из насыщенного красного плюша, оленьи рога, намертво прибитые к желтым стенам, и голубая обивка огромнейших диванов и маленьких диванчиков на двоих. Столы из меди и дымчатого стекла заставлены коллекцией всевозможных змей. Деревянные, керамические, каменные и металлические пресмыкающиеся выстроились рядами на подоконниках и извивались наверху самого большого телевизора, который мне доводилось видеть.
Стены украшены плакатами и увеличенными фотографиями, сделанными во время клубных вечеров и пробегов. На снимках члены клуба выставляли на всеобщее обозрение потные мускулы, сидели на мотоциклах или поднимали бутылки и банки с пивом. Многие выглядели так, словно их извилина, отвечающая за коэффициент умственного развития, недалеко ушла от прямой.
Мы миновали еще пять спален, черную мраморную ванну со встроенным джакузи и открытую стеклянную душевую кабину размером с теннисный корт. Наконец пришли на кухню. Справа от меня на стене висел телефонный аппарат с грифельной доской, на которой были записаны всевозможные номера, зашифрованные алфавитным кодом, и имя местного адвоката.
Слева я заметила лестницу.
– А там что? – поинтересовалась я у Куикуотера.
Констебль не удостоил меня ответом.
Еще один полицейский из Сен-Базиля стоял в дальнем конце комнаты.
– Это дополнительная комната отдыха, – сказал он по-английски. – С террасой и гидромассажной ванной на десять персон.
За деревянным столом, стоявшим у небольшого окна с широким выступом, сидели два человека. Один взъерошенный, другой, холеный, выглядел безукоризненно.
Я вопросительно взглянула на Куикуотера. Он кивнул. У меня испортилось настроение.
Люк Клодель оказался тем самым безымянным несчастным, которого назначили новым напарником Куикуотера. Великолепно. Не хватало мне других неприятностей, так теперь вдобавок ко всему придется работать в компании с Бивисом и Батхедом.
Клодель что-то говорил собеседнику, время от времени похлопывая по документу, который предположительно являлся не чем иным, как ордером на обыск.
У человека, к которому он обращался, было такое выражение лица, словно утро ему, мягко говоря, не очень нравилось. Живые черные глаза, крючковатый нос с горбинкой и столько волос над верхней губой, сколько не бывает даже у моржа. Он мрачно уставился на свои голые ноги и нервно перебирал руками, свисающими между колен.
Куикуотер кивком указал на «моржа».
– Неандертальца зовут Сильвен Билодо. Люк сейчас как раз объясняет ему, что мы прибыли сюда попрактиковаться в садоводстве.
Билодо скользнул взглядом сначала по Куикуотеру, потом по мне – сурово, ни тени улыбки, – затем снова стал сосредоточенно сжимать и разжимать кулаки. Трехцветная змея извивалась по всей длине его руки и жутко смахивала на живую, когда мускулы напрягались и расслаблялись. Мне почему-то подумалось, что сравнение Куикуотера несправедливо по отношению к нашим предкам из палеолита.
Наконец Клодель замолчал, и Билодо поднялся. Хотя в нем было не больше метра шестидесяти, выглядел он как парень с какого-нибудь плаката, донельзя накачанный стероидами. Несколько секунд Билодо смотрел на нас, затем наконец произнес:
– Мужик, что за херню ты несешь! Вы не можете просто вломиться сюда и начать копаться повсюду.
В его французском слышался столь чудовищный просторечный деревенский акцент, что я с трудом его поняла. Но общий смысл уловила прекрасно.
