Бабкой ее можно было бы назвать только в смысле возраста: лет семьдесят, может, чуть больше. Волосы ядрено-розового цвета были уложены в прическу а-ля гейша, с множеством деревянных шпилек. И кимоно присутствовало – белое, в розовый цветочек, накинутое поверх брючного костюма цвета переспелого баклажана. Завершали образ тяжелые серьги и перстни и весьма умелый макияж в серебряных тонах. То-то, наверное, соседям развлечение, если она в таком виде по магазинам ходит.
Впрочем, взгляд из-под серебряных век был острым и внимательным.
– А вы, барышня, по какому вопросу? – спросила она, придирчиво разглядывая меня в обход Зинаиды.
– Раиса Пална, это со мной, – торопливо пояснила Зинаида. – С Димой поможет. Хотя, надеюсь, не понадобится.
– Хорошо, заходите. – Пожилая дама сделала приглашающий жест наманикюренной ручкой.
На одном из пальцев у нее я заметила необычную вещь: проволочное кольцо, от которого вверх тянулась короткая проволочка. Вверху проволочка завершалась кольцом, но поменьше. И в это маленькое кольцо была вставлена незажженная сигарета.
– Прямо Глория Свенсон в «Сансет бульвар», правда? – тихо произнесла Зинаида, проследив за моим взглядом.
Я лишь кивнула. Раиса Павловна и впрямь походила на ушедшую на покой кинозвезду. Или на драгоценную райскую птицу. Но при этом ощущалась и исходящая от нее опасность. Словно предупреждение: интересы этой дамы лучше не задевать.
– О черт! – воскликнула я от неожиданности.
В прихожей на резном комоде старинного вида, прямо под зеркалом, находилась… отрезанная голова. Мужская, на круглой подставке, под округлым стеклянным колпаком.
Раиса Павловна на мой испуг широко улыбнулась, да и напряженная Зинаида снисходительно хмыкнула.
– Что, нравится? – бабуся кивнула на «экспонат». – Муж мой покойный. Дима сделал, Зинулин брат. Куда лучше, чем фотография в рамочке, хотя бы поговорить можно.
Испуг миновал, и я увидела, что это и впрямь бутафорская голова. Но сделанная чертовски здорово. Прямо «голова профессора Доуэля», ни дать ни взять.
– А камер в зрачках у нее, часом, нет? – Я чуть разозлилась на то, что меня вот так застали врасплох. Да и по виду оторванных частей тела не скучаю. – Стоит уж больно удобно.
– Ты смотри, хитрая какая! – удивилась Раиса Павловна. – Да, камеры есть. Звать-то тебя как, умница-разумница?
– Евгения. – Себе снисходительности я не позволила, довольная тем, что угадала про камеры.
Зинаида на сей раз вперед не рвалась. Оглядела длинный, как в старинной коммуналке, коридор:
– В которой он комнате?
– А вон там, в конце, в пятой. Я его нарочно в комнату без балкона определила, на всякий случай.
Не иначе как бабка объединила две квартиры в одну – или вроде того. Пятикомнатные хоромы в хрущевке не встретишь.
– Ладно, красавицы, обувку вот тут оставляйте, а то у меня полы намыты. Так, а теперь, крошки мои, – за мной!
Кинув на меня хитрый понимающий взгляд, баба Рая пошла впереди, демонстрируя свое доверие к Зине и ее спутнице. Не удивлюсь, если она с ходу определила род моих занятий.
Пока мы шли, мое внимание привлек длинный ряд всевозможных киноафиш и плакатов на стенах коридора. Что-то из советской классики, что-то – вовсе незнакомое, экзотическое. Слава богу, никаких больше искусственных частей тела по дороге нам не попалось.
Я бросила взгляд через плечо – голова мужа бабы Раи повернулась от двери в сторону коридора и следила за нами. Не иначе как младший брат Зины и датчики движения в эту башку вмонтировал. Бррр, жуть какая.
