По сути он хотел знать, какого чёрта она здесь. Почему-то вопрос слегка её раздосадовал.
Элиза приехала вчера вечером, грязная и вымотанная, с единственной мыслью – уложить Жан-Жака, потом рухнуть самой и проспать несколько десятилетий. Вместо этого она полночи предавалась страсти с Бонбоном и тем не менее чувствовала себя гораздо более отдохнувшей, чем если бы проспала всё это время мёртвым сном. А может, то, что она до вчерашнего вечера считала усталостью, было чем-то совсем другим.
Ему достало учтивости не спрашивать, что происходит. Он благородно и даже с юмором воспринял появление Элизы и её домочадцев у своих ворот. Это пришлось ей по душе, как и то, что произошло позже. Однако теперь, когда солнце встало, а любовный голод был утолён, наступило время тягостных объяснений. Некоторые части мозга предстояло разбудить, а Элизе это не улыбалось. Она смотрела на мёртвый парк, скользя взглядом по извивам партеров, и старалась побороть раздражение.
– В письме вы упомянули, что собираетесь посетить Лион, – напомнил Россиньоль. – Это было шесть недель назад.
– Да, – сказала Элиза. – Дорога в Лион заняла десять дней.
– Десять дней?! Вы шли пешком?
– Одна я добралась бы скорее, но со мной был пятимесячный младенец. Караван состоял из двух карет, грузовой телеги, а также конных сопровождающих, которых одолжили мне лейтенант Бар и маркиз д’Озуар.
Россиньоль поморщился.
– Громоздко.
– Труднее всего, как ты знаешь, первые двадцать миль.
– Дюнкерк практически не сообщается с остальной Францией, – признал Россиньоль.
– Ты бывал в Лионе?
– Проездом по дороге в Марсель.
– И он показался тебе унылым и скучным в сравнении с Парижем?
– Мадемуазель, он показался мне унылым и скучным даже в сравнении с Гаагой!
Элиза не рассмеялась над остротой, только на мгновение отвернулась от окна и взглянула на Россиньоля. Он сидел, опершись спиной о гору подушек, голый по пояс на пронизывающем сквозняке. Этот человек жёг пищу, как кокс, не толстея, и, кажется, никогда не мёрз.
– Просто у тебя нет вкуса к коммерции. Я нашла Лион в высшей степени занимательным.
– Ах да. Знаю. Великий перекрёсток дорог, где средиземноморский торговый путь встречается с северным. Звучит и впрямь занимательно. А приедешь и видишь одни склады, шёлковые мануфактуры да пустыри.
– Конечно, Лион скучен, если смотреть на него такими глазами, – сказала Элиза. – Интересно принимать участие в том, что творится в этих скучных складах.
Взгляд Россиньоля невольно устремился к бумагам, разложенным на туалетном столике. Криптоаналитик уже жалел, что начал разговор, и надеялся, что Элизин рассказ не затянется надолго.
Элиза подошла к столику и смахнула бумаги на пол. Потом встала коленом на кровать и, добравшись до Россиньоля, крепко уселась на него верхом.
– Ты задал вопрос, и у меня есть ответ, который ты выслушаешь и, более того, когда я закончу, скажешь, что тебе было интересно.
– Я весь внимание, мадемуазель.
– Лион… Наверное, лет двести назад там устраивали большие сельские ярмарки. Как ты знаешь, его основали флорентийцы в надежде разбогатеть на торговле с дикой северной страной – Францией. Ярмарки по-прежнему устраивают четыре раза в год, но ничего сельского в Лионе нет. Скорее он похож на Лейпциг.
– Мне это ничего не говорит.
– Люди стоят во дворах торговых домов и орут друг на друга, покупая и продавая товары, которых реально там нет.
