Не особо вслушивался, о чём или ком вообще речь. Понимал одно — упустил. Во всех возможных смыслах.
Боксёрская груша слегка кривится в одну сторону. Ну вот, перестарался. Чуть не сломал.
Зато хоть это возвращает в реальность. Сажусь на скамейку возле одного их тренажёров, и зачем-то ухмыляюсь, рассматривая сбитые костяшки пальцев.
А судьба любит прикалываться. Как раз в тот момент, когда семья Лизы решила экстренно переехать в Майами, из-за чего мы разорвали соглашение о браке, приглянувшаяся мне незнакомка сама появляется в моей жизни. Вот только чёрта с два я теперь имею какие-то шансы, ведь в её глазах я — беспринципный похититель.
И лучше бы мне таким оставаться, потому что дороги назад уже нет. Теперь любое проявление слабости может поставить под удар мою семью. Я не имею право на ошибку, не в этой ситуации, когда война уже объявлена.
Причём враждебен теперь не только Спицын, но и его дочь. Марина (а именно так её зовут на самом деле, теперь я это знаю) совсем не умеет притворяться. Конечно, я ни на секунду не поверил в её смирение. Девчонка только изображает его, а значит, что-то задумала.
И меня это совсем не злит, я её, чёрт возьми, прекрасно понимаю. Даже в какой-то степени восхищён её выдержкой и тем, как Марина быстро перестроилась на борьбу в таких условиях. А ведь всю жизнь была богатой домашней девчонкой, с которой пылинки сдували. Это я понял, исходя из тех деталей её биографии, что раздобыл брат. Спицын вообще опекал дочь, почти везде её сопровождала охрана, да и на мероприятиях отца девчонка почти не появлялась.
И несмотря на это, она не ударилась в панику. Сначала, конечно, посмотрела на меня глазами раненной лани, но я не заметил там слёз. И истерики не было. Всё это выдавало силу духа, которая в сочетании с завораживающей внешностью действовала просто обезоруживающе.
Но, какую бы симпатию Марина во мне не вызывала, нельзя поддаваться слабости. Скорее, наоборот — не стоит недооценивать девчонку, да и разговаривать с ней мягко или по-дружески уж точно не стоит. Наши роли распределены, я — похититель, а она — пленница. И придётся это обозначать и поведением, чтобы не наглела.
Да, сегодня я почти провалил задание. Увидев её, узнав сразу, с трудом вообще сдержался, чтобы не выйти. Невыносимо было оказаться с ней наедине именно в таких обстоятельствах. Да и её настороженный, пугливый, а затем и презрительный взгляд ударял по мне сильнее, чем я мог себе представить. Поэтому я был грубее, чем собирался — хотя это, может, только к лучшему.
Но с этого момента мне придётся взять себя в руки. Как бы ни было сложно, она должна быть именно под моим контролем. Всё, что касается Марины, буду делать я. Антона туда ни на шаг не пущу. Если я тогда, на благотворительном вечере, не особо вслушивался в его слова о некой дочке Спицына, то теперь они обухом мне по голове вернулись. Ярко так, неприятно, что губы кривлю. Ведь воспоминания о сказанном им сопровождаются более свежими — как девчонка боязливо колени к груди прижала, чтобы скрыть разодранную за каким-то хреном рубашку.
Возможно, просто долбанное совпадение. Марина могла сопротивляться при похищении, а в борьбе всякое бывает. Но я не собираюсь предполагать.
Антон — не насильник, но к девушкам относится слишком легко и пренебрежительно. Ещё не хватало, чтобы вынудил Марину. Ну или просто распускал руки, пользуясь положением и думая, что терять всё равно нечего, ведь она уже пленница и на нас уже взъелись за это.
