Он ждет прихода почтальона у почтового ящика возле дома любовника. Вытаскивает конверты. Они адресованы Гордону Шелли, то же самое имя, что и на других двух конвертах. Англичанин, значит. Как футбольный вратарь с амбициями поэта. Как настоящий соблазнитель.
Он звонит Симоне, просит узнать все что можно о Гордоне Шелли, проживающем по адресу Calle Josep Villalonga, 13, в El Terreno.
Тим ждет в машине, его мучают жажда и голод. Он бродит по ночам в горах, но всего пару раз, и ему стыдно. Стыдно своей усталости, своей лени. Он избегает встреч с Миленой, они поговорили несколько раз по телефону, но она не попросила его прийти, должно быть, услышала по его тону, что он не хочет. Или она не хочет.
Он не появляется в офисе, шлет Вильсону эсэмэски о сверхурочной работе. Вильсон отвечает, что он может уделить этому делу столько времени, сколько понадобится. Значит, прибавится количество часов в счетах-фактурах, и Вильсону не придется возвращать ни единого сентимо от аванса Петера Канта.
Приходит мейл от Симоны.
Гордону Шелли тридцать четыре года. Прописан в Испании по адресу в El Terreno. Он снимает дом у майоркинца, которому принадлежат пятьдесят квартир в Пальме.
У Гордона Шелли есть работа не на полную ставку. Он занимается яхтой, которая стоит в Клубе Náutico, а владелец яхты – британский трейдер из Лондонского отделения банка «Дойче Банк».
Она завершает мейл вопросом.
«Копать дальше или этого хватит? На данный момент?»
Это дело о супружеской измене.
Ясное, как день.
«Абсолютно достаточно. Спасибо».
Он не видел их ни на какой яхте. Может быть, Гордон Шелли четко разграничивает свою работу и личную жизнь. Последние фотографии он делает, когда они снова занимаются любовью в белой спальне. Наташа вся уходит в себя, хотела бы, чтобы акт продолжался вечно. Он смотрит на них, как смотрел все эти пять дней, и думает, любовь ли это, или нечто иное, что регистрируют его глаза. Некоторые люди притворяются просто виртуозно, мастерски. Они как фата-моргана, как миражи в пустыне. Мечты в белой комнате.
Милена.
Скажи, что ты меня любишь. Очарование лжи.
Я не мастер, не виртуоз, и он оставляет тех двоих в покое.
Ребекка могла дышать ночью, спиной к его спине.
Эмма лежала рядом в своей кроватке с перегородками и спала. На дворе могли быть холода, но Ребекка упрямо открывала окно, потому что тогда Эмма спала спокойнее, и богатый кислородом воздух зимней ночи полезен для детских легких. И он мерз, хотел закрыть окно, шептал ей на ухо, что ее аргументы антинаучны и что это она сама любит холод. Она заставляла его замолчать своими холодными пальцами, пробегавшими по его спине, они шептались потихоньку, чтобы не разбудить девочку, не нарушить ее сон, ее сны своими взрослыми занятиями, своими желаниями. И не было в спальне никакого одиночества, только семья, которая создавалась вновь и вновь, когда они лежали близко друг другу почти в морозном воздухе. Эмма дышала короткими сильными толчками, но спокойно. Она лежала на спине с вытянутыми над головой руками, ладошки открыты к космосу, ему хотелось быть к ней поближе, почувствовать рядом. Ребекка встала в ту же секунду, когда в нем сформировалось это желание, подняла Эмму и положила между ними. И он смотрел в темноту и думал, может ли человек действительно быть таким счастливым.
Наташа была не единственной женщиной Гордона Шелли. Два последних дня перед возвращением Петера Канта в Пальму Тим следит за Шелли и тогда, когда с ним нет Наташи. Фотографирует его, когда тот метет палубу на огромной яхте трейдера. И то, как он драит палубу, не похоже, что он делает это только для видимости.
