К себе в ставку он вернулся в хорошем расположении духа.
На военном совете полковых начальников объединённого войска он прямо спросил их, что делать с острожком, что они думают об этом.
– Брать их надо немедленно! – громко заговорил Дуниковский. – Пока напуганы! Окопаются – не выбьем!
Резко повернув голову в его сторону, он посмотрел с вызовом на него, на гетмана, ожидая, как он отреагирует на это предложение.
– Да, русские хорошо дерутся в окопах, – согласился с ним Жолкевский. – В этом пан Дуниковский прав. Но при штурме мы понесём большие потери. Перебежчики говорят, Валуев пришёл с малым запасом. Дня за три всё съедят. Кроме того, мы отрежем их острожками от воды. Вот так, панове, считаю, будет вернее!..
За два дня они построили шесть маленьких острожков и обложили Валуева, как медведя в берлоге: перекрыли ему все пути к воде.
Всё это время Жолкевский интенсивно собирал сведения и о войске Шуйского.
В стан к нему в очередной раз пахолики привели из дозора пленных, по виду – мелких служилых. Те по неопытности забрели далеко от своего войска, да не в ту сторону, и угодили прямо в руки пахоликам.
Их допросили. И они сообщили, что Дмитрий Шуйский только что соединился с наёмным войском де ла Гарди.
После полудня же в стан гетмана прискакал ротмистр Бобовский с гусарами. Они уходили разъездом по Можайской дороге. Вместе с ними прискакали несколько шведов из войска де ла Гарди. Наёмники пробирались под Вязьму. Там, как они слышали, стояли полки короля. И они собирались перекинуться на его сторону, к своему королю Сигизмунду из шведского дома Вазов, и в пути наткнулись на гусар.
У палатки гетмана они спешились.
– Перебежчики, пан гетман! – доложил Бобовский, когда пахолики впустили его в палатку гетмана. – Из войска де ла Гарди. Желают служить его величеству!
– Пусти.
Гусары ввели в палатку наёмников. Тех допросили, и они подтвердили показания русских пленных.
И вот все эти сведения стекались к гетману.
В этот же день Жолкевский собрал всех полковников у себя в ставке, огласил последнюю новость и попросил их высказаться.
– Шуйский не пойдёт на открытое сражение, – заявил Зборовский. – Будет теснить нас острожками…
Его поддержали Струсь и пан Балабан: «Зачем им драться в поле? Они вынудят нас и так уйти!»
– Иван, ты что отмалчиваешься? – спросил Жолкевский своего зятя Даниловича, мужа старшей дочери Софьи.
– Вы хотите услышать мое мнение? Дмитрий Шуйский – не Скопин. На его стороне большой перевес сил, и он не будет осторожничать.
– Да, но попытается, проигрывая, укрепиться! – возразил ему Казановский.
– А вот этого нельзя допустить!..
– Для нас большая помеха – Валуев, – напомнил всем князь Парыцкий. – Уйдём на Шуйского – ударит из острожка!
Жолкевский выслушал всех, подчеркнул позиции полковников:
– Итак, панове, либо укрепляем лагерь и ждём подхода Шуйского. Для проверки боем вышлем передовые отряды. Либо идём навстречу ему и навязываем сражение, когда он этого не ждёт! Господа, о своём решении я сообщу позже. Ждать моего приказа! Полкам и станицам быть готовыми выступить в любую минуту.
Полковники разошлись.
Он же прилёг на походную койку, чтобы отдохнуть перед ночным походом. У него не было сомнения, выступать или нет. В этом его укрепил и совет военачальников. Впереди, до рассвета, предстоял бросок и с марша атака. Он предвидел, что будет тяжёлое, с большими потерями сражение. Нужно будет не только выстоять, но и заставить противника бежать с поля боя.
