– Средние века,– вздохнул Академик и придирчиво оглядел свою одежду.– Обувь сойдет, остальное вызовет нездоровое любопытство,– одет он был в такую же куртку, как и Силиверстович, а вот джинсы в отличие от него не любил и предпочитал облачаться в брюки из ткани не столь экзотической.– Мятые, грязные – это нормально. Прикинусь иноземцем, если что,– махнул решительно рукой Академик и направился по проулку в сторону площади. Напрасно он переживал. Жители Нижнего Новгорода на своих улицах привыкли видеть торговых гостей со всего света в одеждах столь экзотических, что и удивляться уже перестали давно. Площадь перед храмом жила интенсивно для этого времени дня, громыхая колесами телег по булыжникам. Гомон стоял деловой и даже монотонный. Зазвонили колокола, и народ принялся усердно креститься, примолкнув и повернувшись в сторону храма. Федор Леонидович так же осенил себя крестом, прошептав: – Помоги, Господи. Пошли мысль здраву,– отвесив земной поклон, Федор Леонидович пересек площадь и остановился у дверей в хлебную лавку. Так он предположил, увидев над входом кованую вывеску, изображавшую что-то вроде восьмерки и выкрашенную местным маляром в светло-желтые тона.– Крендель вроде изображен,– пробормотал Академик, поднимаясь по ступенькам крыльца и дергая за кольцо дверное, также кованое. Дверь, неожиданно распахнувшись ему навстречу, выпустила двух местных жителей, бородатых и низкорослых, о чем-то спорящих между собой.
– Отстань, репей. Не бывать по сему,– выкрутил один из мужиков второму кукиш и тот явно обидевшись, схватил не соглашавшегося с чем-то за ворот косоворотки, в заплатах.
– А по сопатке ежели?– рявкнул он рассерженно.
– Пусти ворот, ирод. Сам не то схлопочешь,– отреагировал первый, наступая при этом ногой в лапте на ботинок Федора Леонидовича, не успевшего посторониться.
– Прощения просим,– тут же и извинился абориген, поклонившись в пояс.
– Я сам виноват – ротозей,– отозвался Федор Леонидович и спросил, пользуясь случаем.– Это что за город, братцы?– Вопрос им заданный буквально вогнал обоих мужиков в оторопь и они, забыв о разногласиях, вытаращились на него в четыре глаза, округлившихся от изумления.
– Аль с головой чего, болезный?– первым нашелся, что сказать тот, что совал кукиш своему спутнику.
– Да вот такая беда на старости лет. С памятью что-то. Иду, иду и вдруг раз – забыл. Где я, что я…– пробормотал Академик.– Вы уж не обессудьте, Христа ради.
– Блаженный,– вздохнул второй мужик.– Мне ба так. Забыть ба все. В Нижнем Новгороде ты, батюшка.
– А год, какой нынче?– Федор Леонидович решил воспользоваться до конца подвернувшейся оказией определиться, где он и в каком времени.
– О-о-о,– простонал сердобольно первый мужик, скребя бороду.– Совсем плохо с памятью-то у тебя, отец. Год ноне 7119-ый. Август месяц, число седьмо. А время вона на часовой башне узнаш, коль надоть.
– Спасибо, братцы. Дай вам Бог здоровья,– поклонился мужикам Федор Леонидович.
– Чудной какой. Да не на чем. Иди себе, убогий,– поклонились в ответ, мужики и зашагали прочь, продолжив незаконченный спор: – Отстань, Митька. Христом Богом прошу. Не доводи до греха. Где это видано чтоба за таку дрянь полтину платили?
– Сам ты дрянь. Такого полотна нынче не сыщешь. Даром отдаю,– кипел Митька возмущенно.– Тебе как свояку только и отдать готов за полтину. Всех ведь домочадцев в новые портки обрядишь. Соглашайся, Фролка. Потом жалеть ведь будешь. Ан поздно будет. Я ить любя-я-а.
