– Милая, тебе даже чужая девушка сказала, что от таких бежать надо – да, я слышала это.
– Мамуль, ключевое слово – “чужая”. Она увидела три секунды наших отношений и сделала какие-то свои выводы…
– Вот именно, за три секунды уже успела сделать выводы! Вы явно не целовались и не хохотали счастливо в этот момент!
Алевтина молча потупилась.
– Алечка, мы не для того растили тебя в любви, заботе и неге, чтобы ты попала в лапы какого-то морального урода и страдала всю оставшуюся жизнь!
– Мам! – Алевтина возмущённо сверкнула глазами, – он не моральный урод! Просто, понимаешь… – в голосе девушки появилась нежность, – его в детстве недолюбили. Его папа ушёл от них, мама гораздо больше любила сестрёнку от второго брака… И, в общем, он был очень несчастным, по сути, брошенным ребёнком, и до сих пор больше всего на свете боится предательства! И я его не предам!
– А себя?
– Что себя?
– Себя ты не предаёшь сейчас? Счастливую голубоглазую девчонку, которая распевала песенки на всю улицу и обклеивала стены комнаты картинками с мечтами, которые должны исполниться? Аля, очнись, он взрослый мужчина! И должен либо сам справляться со своими детскими обидами, либо прорабатывать их у психотерапевта – но никак не транслировать их на хрупкую нежную молодую женщину, ссылаясь на то, какой он страдалец, и как он теперь не доверяет всему миру! Алечка, это его зона ответственности. И если ты продолжишь его спасать, прогибаясь под его требования и странности, то он будет затягивать тебя в этот омут страданий всё глубже и глубже. Поверь мне!
Алевтина молча смотрела на свои колени, не зная, что сказать. Она чувствовала, что мама права. И впервые за долгие недели чувствовала себя спокойно и умиротворённо… Пока вновь не пиликнул телефон. Девушка потянулась, было, к нему, но усилием воли остановила себя.
– Мамуль, я услышала тебя… – она сказала это, просто потому что надо было что-то сказать, – давай просто пообедаем. Мне уже через двадцать минут надо быть на работе.
Женщины заказали еду, и остаток трапезы прошёл в почти полной тишине.
Выйдя из ресторана, Надежда Фёдоровна потянулась, чтобы обнять дочь.
– Точно не полетишь со мной?
– Точно, мамуль! – поцеловав маму, Алевтина отвернулась, и, опустив плечи и голову, побрела в сторону работы.
Как же хотелось бросить всё, улететь на Санторини и начать жить заново! Без работы, без отношений, без телефона…
– Чёрт! – снова шепнула девушка, вспомнив про непрочитанное сообщение, и достала из сумочки телефон.
“Не отвечаешь, значит? Ну ладно!”
“Милый, прости, пожалуйста. Просто болтали с мамой, не слышала твоё сообщение. И – да – я не шикую. Мама сама оплатила обед. Так что не переживай за наш бюджет!”
Но ответа не последовало. До конца рабочего дня Алевтина то и дело смотрела на экран телефона, но тот молчал. Она чувствовала, что в груди нарастает беспокойство и тревога.
Ближе к шести часам девушка не выдержала: “Милый, всё хорошо? Почему ты не отвечаешь?”
И снова тишина.
Тяжело вздохнув, Алевтина вышла из офиса и отправилась домой, надеясь, что Андрей уже там и, возможно, отдыхает. Да, наверняка, он отдыхает!
Девушка ехала в автобусе и думала, какой бы вкусный ужин сегодня приготовить, чтобы порадовать парня, извиниться за то, что не ответила на сообщение сразу, и отблагодарить за вчерашний поход в суши-бар.
Вернувшись, Аля дёрнула ручку двери. Глухой щелчок – но дверь осталась закрыта. Значит, он не вернулся… Вытащив гремящую связку ключей, девушка открыла дверь и зашла в пустую квартиру. Свет везде выключен, грязная тарелка и кружка с высохшими остатками кофе сиротливо стояли на столе, засыпанном крошками.
