– А что следует понимать под термином – «пустить в расход»? Физическое уничтожение?
– Очень надо! – обиделся епископ. – Это было бы – по меньшей мере – нерачительно. Тех переселенцев, которые за год…э-э-э, не проявили себя должным образом, мы замораживаем в жидком азоте и отдаём учёным.
– В качестве подопытного материала для проведения важных научных опытов и экспериментов? – понимающе хмыкнул Лёха. – Или же на пересадку органов?
– Не знаю и, честно говоря, знать не хочу. Видишь ли, отрок… Ученые считаются (официально, естественно), обыкновенным обслуживающим персоналом. Людьми второго сорта, так сказать. Ну, как плотники, сантехники, повара, свинарки, пастухи, официанты. Негоже нам, Божьим слугам, интересоваться их мелкими проблемами и заботами.
– Хорошо устроились.
– Не дерзи.
– Извините.
– Извиняю… Вообще-то, сложившаяся ситуация всех устраивает, – мельком улыбнулся епископ. – Учёным нравится, что их особо никто не контролирует и не напрягает. То бишь, можно экспериментировать и фантазировать на полную катушку. А Божьи слуги и Ангелы – в свою очередь – с удовольствием пользуются практическими достижениями учёных, мол: – «Здесь наши верные подмастерья напридумывали всякого полезного. Грех, что называется, не воспользоваться…». Впрочем, конечно, иногда и всякие неприятные казусы случаются. Не без этого.
– Например, гигантский астероид, подлетающий – по второму разу – к планете?
– Язва ты, отрок… Так – как? Хочешь, чтобы тебя заморозили?
– А нельзя ли мне вернуться назад? В мой Мир?
– Нельзя. Нет пути назад. Наши учёные про это говорят примерно так. Мол, наш Мир настроен «на приём». А все остальные Миры – «на передачу». Мол, точно установили… Ты, отрок, что решил с заморозкой? Морозить?
– Не хочется, – по-честному признался Лёха. – А какие у меня есть варианты и перспективы?
– Вот, изучай, – старик ловким щелчком отправил по гладкой столешнице несколько листов светло-зелёной бумаги, соединённых обыкновенной канцелярской скрепкой. – Это заявки на переселенцев и переселенок, прошедших пятый уровень подготовки и тестирования на лояльность.
– Я ещё и четвёртого не преодолел.
– Ерунда, обыкновенные формальности. Всё уладим, не сомневайся. Изучай перечень.
«Что тут у нас? – заинтересовался Лёха. – Шахты, шахты, шахты. Нефтеперерабатывающие, химические и металлургические комбинаты. Дорожное строительство. Карьеры. Ну-ну… Всё, более-менее, понятно. Удаление от населенных пунктов «церковников». Это потому, весенняя розовая зорька, что пятый уровень – по морально-нравственным критериям – не дотягивает до установленных высоких стандартов… Проживание в рабочих посёлках. Ясно, с каким людским контингентом там придётся столкнуться. Всякие отбросы местного общества, в гости не ходи… Впрочем, этот момент, как раз, не пугает. Разберёмся, авторитет завоюем. Не впервой. Со временем можно будет и на бесшабашный бунт подбить трудовой народ. Или же, наоборот, создать разветвленное подполье и вдумчиво готовить серьёзную революцию. Оружием разжиться, взрывчаткой, обучить крепких боевиков… А оно мне надо? Риторический вопрос, мать его. Риторический…»
– Высмотрел что-нибудь интересное? – минут через десять поинтересовался епископ. – Задумчивости-то напустил на белобрысую физиономию – беспредельно. Как клоун в цирке.
– Дело серьёзное. Вот, и задумался.
– И, что выбрал?
– Вакансия за номером двенадцать, – сообщил Лёха.
