до этого он долго и даже слегка нудно описывал предстоящую командировку, – очень устал, надеюсь выспаться в самолете и знаю, что ты мне приснишься, милая! Оооооочень соскучился по тебе! Ну на фиг ты в эту твою Америку улетела? Далеко же! Нежно целую, твой М. P. S. Когда можно тебе позвонить?»
Профессор Л. сделала глубокий вдох – какое-то тепло и восторг разлились по всему ее телу. Ей стало сладко! Несколько личных предложений, написанных Максом, она перечитала три раза и задумалась. С одной стороны, она уже перестала спрашивать себя, зачем это надо, то есть быть на постоянной – ежедневной или уже ежечасной (?) – связи с Максом. И так ведь понятно, что незачем! С другой – первый вопрос был совершенно бессмысленным – but it didn’t make any difference![24] Ее как будто засосало и it is too late to reverse![25] «Ну “слишком поздно” – странное оправдание, – отметила она как адвокат. – Честно говоря, можно было бы закончить этот офигенный бред одним нажатием кнопки». Или все-таки нельзя? Впрочем, эти раздумья вовсе не мешали ей открыть календарь, чтобы прикинуть, когда можно было бы побыстрее созвониться с Максом, учитывая разницу во времени.
Она взглянула на большие часы на стене и с ужасом отметила, что студенты ждут ее уже десять минут. Профессор Л. открыла пудреницу и посмотрела на себя – щеки горели! «Crap[26], лишь бы никто не заметил», – мелькнуло в голове и, попытавшись запудрить щеки, да и свое состояние, она побежала к студентам.
Профессор Л. не верила ни в какие знаки, гороскопы и т. д. – все это казалось ей путаницей в сознании людей, скажем вежливо, другого типа, чем она. Но после окончания рабочего дня она решила поехать домой другой дорогой, чтобы избежать сильных пробок в центре Хьюстона, и возле светофора увидела огромный рекламный щит популярного певца Тайлера:
«Exactly What You Run From You End Up Chasing»[27].
Глава 5. Олимпийская мечта и ее крах
Когда Кате исполнилось два года, В. З. снова стал серьезно обдумывать ситуацию с выбором спорта. Он уже перестал говорить об этом окружающим, так как особой поддержки не чувствовал. Наоборот, многие хохотали или же закатывали глаза, глядя на пампушку-веселушку Катю, у которой были очень мягкие ножки с аппетитными слоями, как булочки, и хотелось ее пощекотать, ущипнуть или потискать, пока она не уползла под стол. Идея сделать из нее олимпийскую чемпионку звучала бредово. Еще она очень любила поесть, и Тамаре приходилось прятать от нее варенье, так как у дочери уже хватало интеллекта самой достать его, открыть и есть большой ложкой.
В. З. искренне наслаждался сообразительностью, аппетитом и умильностью дочери, но считал, что это временно: наступит время, и его гены прорвутся, тогда она станет жилистой, как он сам. Тем не менее еще чуть-чуть – и надо начинать, спорт есть спорт, и время здесь самое главное!
Итак, он рассматривал всякие варианты. Про штангу забыли, мощные пловчихи ему тоже не нравились – плечи как у мужиков, кому это надо! Единственный спорт, который он вообще не смотрел по телевизору, это фигурное катание – как-то там медленно, да еще с музыкой, уснуть можно. Особенно раздражало В. З., что фигурное катание обожала теща, и даже громко подпевала телевизору, когда узнавала мелодию. А телеканалов в начале семидесятых было меньше, чем пальцев на руке, так что приходилось ждать, пока эти Пахомова с Горшковым, или как их там,
