Снегурка для опера Морозова - страница 11
— А я говорю, хватит рыдать, — он тушит сигарету и подходит ко мне.
— Нет не хва-а-атит, — капризно тяну я и громко всхлипываю. — Хочу и буду!
— А я тебя выпорю, — угрожает Денис и хватается за свой ремень.
— А я ещё сильнее плакать буду!
— Ну всё, ты меня достала.
Он хватает меня за шкирку, кладёт грудью на стол и придавливает рукой сверху.
— Не надо-не надо, я больше так не буду! — кричу, что есть силы, понимая, что шутки закончились и Денис настроен очень решительно.
Но он глух к моим мольбам. Звякает пряжка ремня, и в этот момент открывается дверь
— Морозов, ты охренел, что ли?
8. Глава 8 Денис
Картина маслом! Начальство смотрит на меня, на Снегурку, снова на меня, а я пытаюсь разобраться с собственным ремнём. Воздух в допросной начинает накаляться и гудеть словно его пропитывает электричеством. Загнутая в самой неприличной позе Настя лежит на столе и тихо, я бы даже сказал, обречённо сопит.
Выглядит это эпично. Стасу, я смотрю, зашло. Скрипнув зубами, он плотно закрывает за собой дверь.
— Дэн, ты дебил?! В шаге от увольнения и такую дичь творишь! — рявкает на меня.
— У меня всё под контролем — отцепив, наконец, пряжку ремня от свитера, нервно одёргиваю одежду.
— Контролёр, блядь, — бесится начальство. — Три минуты у тебя. В порядок себя приведи. Шамана из архива подбери. Жду у себя.
Стас уходит, я ещё раз поправляю на себе одежду, тупо, чтобы занять руки и погасить раздражение.
— Так и будешь лежать? — спрашиваю у Снегурки.
Стрельнув в меня обиженным взглядом, отлипает от стола и разглаживает свою сильно потрёпанную с ночи шубку.
— Вам не говорили, что лапать чужих невест нехорошо? — дуется Настя.
— Тоже мне… — закатываю глаза. — Совесть нашлась. Скажи, голубоглазая, у тебя в роду ведьмы были?
— Ведьмы? — делает большие круглые глаза. — Н-нет. Бабушка только на картах иногда гадала. К ней соседки ходили, — начинает нервно тараторить эта сказочная девочка.
— Ещё лучше. Шарлатаны. Ну, зато теперь понятно, откуда признаки клептомании, — цепляю её.
Красивые глаза вспыхивают праведным гневом, ноздри раздуваются, а ладони сжимаются в маленькие кулачки.
— Моя бабушка не была шарлатанкой! Она была самой доброй и заботливой!
— Ладно-ладно, выдыхай. А то надулась, взлетишь сейчас.
— И кошелёк я ваш не брала, — складывает руки на груди.
— А кто брал? Он сам ноги сделал? Детка, я уже столько здесь работаю, что «не брала», «не виновата, это соседи» уже не впечатляет. Мне пора. Ты тут пока посиди, подумай над своим поведением. Я вернусь, и мы продолжим наш разговор.
— Мне домой надо! Меня ищут! — пищит Настя.
Выхожу из допросной, закрываю дверь. С другой стороны в неё врезаются две ладошки.
— Вы не имеете права. Денис, выпустите меня немедленно! — требует Снегурка. — Я… я… Я в туалет хочу!
— Поздравляю, — усмехаюсь, проворачивая ключ в замочной скважине.
— Я очень хочу! — судя по глухому удару об пол, топает ногой.
— Поздравляю, — повторяю я, прячу ключ в карман и направляюсь в сторону нашего архива.
— Мне плохо! Мне страшно! Помогите! — доносится до меня.
— Дэн, чего у тебя там за буйный «пациент»? — спрашивает один из наших экспертов.
— Не обращай внимания, — отмахиваюсь.
Зову Шамана на слёт. Вместе возвращаемся мимо допросной. Там подозрительная тишина. Останавливаюсь, прислушиваюсь. Напрягать начинает.
— Иди, я сейчас, — отсылаю Шамана.
Открываю дверь, заглядываю. Настя сидит на полу, подтянув к себе колени, и ревёт. Маленькая такая, несчастная. Не выдержав, захожу, поднимаю её с пола. Она шмыгает носом и вытирает мокрые щёки ладошками.