Когда поутру они оба проснулись на сеновале, Степан ну руках отнес Анфису в дом, и там, на супружеской постели, еще раз окунулся в ее объятия. Анфиса была нежна и податлива, только избегала встречаться с ним взглядом, стыдливо отводила глаза в сторону.
– Спасибо тебе. Я теперь все буду делать, что ты мне прикажешь, Степушка, – тихо проговорила она, когда Степан одевался на работу.
Он бросил на нее суровый взгляд через плечо, а потом сказал:
– Ты мне не собака, а я тебе не хозяин, чтобы приказывать. Что было, то было, назад не воротишь. Ребенка твоего я, как своего собственного, приму и выращу, обижать не буду. Не переживай об этом. И не стыдись больше.
Анфиса прижалась всем телом к широкой спине мужа и обсыпала его шею поцелуями.
– Как я счастлива, что ты у меня есть, Степушка! Как же мне повезло!
После этого примирения Степан, как ни странно, почувствовал еще большее счастье. Сейчас его любимая не только была с ним, она еще и боготворила его за то, что он спас ее от позора. Стали они жить с Анфисой мирно и дружно, Степан искренне простил красавице-жене все грехи. Вот только Катерина никак не хотела прощать невестку. Пока та ходила на сносях, она даже смотреть не желала в ее сторону. А узнав, что Анфиса умерла в родах, Катерина не удивилась, только вздохнула и отвернулась, чтоб скрыть злорадную улыбку.
***
Похоронив жену, Степан стал думать, кому отдать ребенка. Не самому же возиться с грудной девчонкой, тем более, не родной! В первые дни ему с ней помогла мать, но после похорон Катерина сразу сказала Степану, что такая внучка ей не нужна.
– Еще чужих нагуляных сопливых детей не нянчила! Отдай кому-нибудь или ищи себе другую жену, чтоб она с ребятенком возилась. Только путную в этот раз бери, чтоб в голове ветер не свистал, – строго сказала мать.
Но Степану было теперь не до баб, он на них совсем смотреть не мог, сразу перед глазами вставало белое лицо Анфисы. Она умерла, а Степан говорил с ней постоянно, когда был дома один, обращался к ней по имени, как будто жена не в могиле лежала, а была где-то совсем рядом, за стенкой.
А еще Степан совершенно не знал, как ухаживать за крошечной девочкой. Он несколько лет проработал в кузнице, знал все о железе и о раскаленном металле, но при этом понятия не имел, как ухаживать за малым ребенком и подходят ли для этого его руки – натруженные, грубые, мозолистые. Младенец постоянно кричал, требуя то еды, то тепла, и Степан целыми днями бегал, как ужаленный: то менял пеленки, то грел на печи козье молоко, то стирал грязное белье в большом корыте. Ночами он ходил туда-сюда по комнате, качал отчаянно кричащую девочку. Он не понимал, что ей нужно, отчего она заходится плачем. Поэтому опять же разговаривал с мертвой женой.
– Видишь, Анфиса, нелегко нам со Снегуркой без тебя. Ничего у меня без тебя не получается! Хозяйство в беспорядке, скот запустил совсем, дома грязища. Хоть бы ты подсказала мне, как ты со всем справлялась, как все успевала одна.
Постепенно бессонные дни и ночи слились для Степана в одни нескончаемые сутки, и он, потеряв счет времени, решил, что больше так не может, что пришла пора искать для девчонки пристанище. Было у него на примете несколько хороших баб, кто мог заменить девочке мать.
– Извини, Анфиса, но я так больше не могу, – как-то сказал вслух Степан.
Он собрал приданое и, договорившись с одной бабой, решил избавить себя от обузы, отнести ей девочку. Бабу звали Арина, была она уже в зрелых годах, своих детей с мужем не нажила, все только с чужими нянчилась. Для нее маленькая дочка стала бы настоящей отрадой.
