– Смотрите: концентрация сперматозоидов в семенной жидкости должна быть не менее 15 миллионов на 1 миллилитр. А у вас всего 4 миллиона. Но даже не это самое главное. Из этих 4 миллионов процент жизнеспособных очень низкий – одна десятая часть. В норме их должно быть больше половины. Вы воздерживались от половых контактов перед исследованием?
– Да, – хрипло говорю я, – пять дней. Как мне сказали.
– Хорошо, – врач трёт подбородок с рыжей порослью. – Можно, конечно, сделать спермограмму повторно.
Я представляю себя в этой комнате для мастурбаций с холодным коричневым диваном и качаю головой.
– Результат ведь не будет кардинально иным?
– Скорее всего, нет.
– Значит, от этой спермы нельзя забеременеть? – спрашивает жена?
– С такой низкой концентрацией практически невозможно. Кроме того, учитывая ваши собственные проблемы со здоровьем, – деликатно говорит врач, – шансы ещё ниже.
Люся опускает голову. Красные пятна проступают на шее. Совсем как тогда, когда мы поссорились из-за выброшенных игрушек. Она бросает в мою сторону взгляд, полный горя и злобы. Ещё бы, ведь два дня назад я говорил ей, что это она бесплодна, что это её наказание и крест. А теперь выходит, что ответственность лежит на нас обоих. И наши болезни складываются, как разрушительные скорости автомобилей в лобовом столкновении.
– Как часто вы занимаетесь сексом? – спрашивает андролог.
– Ну, – я пожимаю плечами, – довольно часто.
– Насколько?
– Каждый день… почти.
– Частоту половых актов надо сократить. Хотя бы до двух-трёх раз в неделю.
– Я ему говорила, – вставляет жена.
– Это поможет немного увеличить концентрацию сперматозоидов, – ласково говорит врач.
Я пожимаю плечами, словно соглашаясь и отрицая одновременно. Наверное, он прав, нам действительно надо пореже трахаться. Может быть, это заодно увеличит мою творческую силу? Воздержание считается полезным для искусства.
– Мне нужно вас осмотреть, – андролог кивает в угол кабинета, закрытый белой ширмой, – проходите туда.
Я поднимаюсь и послушно иду к загородке. Жена тоже было делает попытку встать, но врач останавливает её. Он надевает голубую латексную перчатку на правую руку. Пока мы сидели напротив друг друга, я успел заметить, что и глаза у него тоже голубого цвета. Рыжее и голубое. Пожалуй, надо запомнить это сочетание.
– Встаньте у кушетки, спустите штаны до колен, – говорит врач.
Я подчиняюсь и снимаю штаны, стараясь не смотреть вниз. Я и так чувствую, как съёжился член, как сжались в тесном кожаном мешочке мои яички.
Прохладный латекс прикасается к гениталиям. Тонкие пальцы ощупывают мошонку. Потом слегка сжимают её.
– Не больно здесь?
– Нет… ничего такого.
– Хорошо, одевайтесь.
Звонко щёлкает перчатка. Андролог уходит мыть руки. Я смотрю на свои жалкие органы. Трогаю мошонку в том месте, где её касался врач. Нет. Не больно.
Я снова сажусь за стол. Медсестра пишет в новой карточке историю моей болезни. Лёгкий сквозняк раскачивает белые занавески на окне. Андролог сидит к нему спиной и опять трёт подбородок. Это навязчивое движение у него такое?
– Всё понятно, – говорит он, – у вас махровое варикоцеле.
– Что? – переспрашиваю я, мельком взглянув на жену. Она кусает губы. Красные пятна на шее стали белыми.
– Заболевание сосудов мошонки, – поясняет андролог, – скорее всего, врождённое. Вам никто не говорил об этом раньше?
– Н-нет.
– Это лечится? – спрашивает жена?
