– Эк вас забрало революционным праздником, дорогой Шемон Натанович!
– Тоска, она материальна, хоть это и противоречит наказам товарища Маркса.
– Нет, сегодня мы не будем трогать покойников-основоположников, не дай Бог опять явятся, – Санька плеснул себе ещё водки, а заодно и портному. – Знаете, Шемон, в этом наряде вы вылитый граф с картинки, но только до подбородка.
– Почему до подбородка?
– Потому что выше, это… как вам сказать… помятая жопа кенгуру.
– Не видел кенгуру воочию, только на картинках и во сне, – смиренно поглядывая в зеркало заметил портной.
– Тогда давай опрокинем за то, что мы не видели, – согласился Тарабаркин.
– Да, чтобы нам хватило здоровья ещё чего-нибудь не увидеть, – облегчённо улыбнулся Шемон.
– Хороший тост, душевный, – поддержал его Санька, а когда они выпили, он хрустнул огурцом и попросил портного: – Я чего к тебе забежал, ты мне можешь зашить брюки прямо на мне, так сказать, скорой рукой?
– Если зашить, то Шемон может, а вот если пришить, то тебе надо на Кировскую, – пьяно икнул портной.
– Зачем? – оторопел Тарабаркин.
– Там КГБ, они хорошо пришивают, крепко, не оторвёшь, не меньше десяти лет будешь носить.
– Ой, не дай бог! Лучше я без портков останусь. Так что, пришьёшь?
– Вставай в позу бегущего египтянина, и я смогу всё зашить, даже жопу кенгуру.
– Всё не надо, только брюки, – нагибаясь, встревожился Тарабаркин. Шемон подслеповато вставил нитку в иголку, пододвинул стул к Саньке и нетвёрдой рукой принялся шить. Через пару минут прореха на штанах скрылась, но ни Шемон, ни Тарабаркин не знали, что несовсем трезвый портной зашил не только прореху на брюках, но и прихватил трусы Саньки. Поэтому когда тот поздно вечером пришёл домой, с трудом владея языком, то снял вместе с брюками и трусы, а наутро не мог их найти. Спросил жену, но та невозмутимо въехала ему в глаз, коротко бросив, что он кобель и пусть ищет своё бельё на месте вязки.
А старый портной с тех пор больше не надевал свой чудесный фрак.
В своё время Шемону достался небольшой участок в дачном посёлке, и после ухода на пенсию он окончательно перебрался в маленький домишко недалеко от излучины речки. В этот день Шемон уже с утра возился в огороде, подрезая кусты крыжовника, любимой ягоды ещё с детства, рыхля землю под раскидистой вишней, убирая мусор с огорода, как услышал бодрый голос полковника из-за калитки.
– Бог помощь, сосед!
– И тебе благости, – ответил старый портной, с кряхтеньем вытирая руки о штаны.
– Уважаемый Шемон Натанович, мы хотим пригласить вас на свадебное торжество, – после этих слов Георгий Илларионович открыл калитку и пошёл навстречу Шемону.
– Как-то неожиданно, – подслеповато жмурясь, произнёс портной.
– Ой, не говори, с обеда ещё не знал, что будет свадьба.
– Кто же женится?
– Жениха вы не знаете, а вот невеста, наш маленький колокольчик, солнышко Зося.
– Что вы говорите! – всплеснул руками Шемон. – Мне казалось, что она ещё школу не закончила, а уже невеста. Правда, сейчас другие нравы, но как Зося могла пойти на такое, а вы куда смотрели?
– Окстись, Шемон, ей уже двадцать пять, можно сказать в девках засиделась.
– Двадцать пять, – недоумённо повторил Шемон. – Как быстро время летит. А почему такая спешка?
– Видишь ли, сосед, пожениться они решили сегодня, но сам жених метеоролог, ему надо на станцию лететь на полгода, вылет завтра утром.
– Это хорошо, но ведь можно было заранее всё предусмотреть – там, цветы, шампанское, могли бы у меня заказать костюм, платье.
