Особый такой. Кошачий.
А кот, как будто поняв, о чем шумели незваные гости, сначала вытянул спину, напрягая каждый кошачий мускул, и, вцепившись в старый половик когтями, в два прыжка достиг подоконника. И был таков.
Мой десятый день уже прошел без кота.
Зато с любимейшими соседями, которые были где-то там, за тонкой стенкой изощренного эгоизма и абсурда…
День одиннадцатый. Решающий
Сегодня я узнаю про путевки, что разыгрываются каждый год в Народный санаторий. Его название совершенно не соответствует народной действительности, ведь там собираются должности не менее восьми знаков. Поездка туда – это целая неделя без тревоги и с сытым настроением. Счастливчика всегда выбирают методом жеребьевки. Скидывают несколько сотен бумажек с человеческими номерами в большущее ведро и вытягивают, тщательно перемешав заранее.
Потом имя победителя печатают в поздравительном письме на допотопной машинке позапрошлого века и отправляют почтой с маркой из Министерства трудового досуга. За все эти годы я ни разу не стала этим счастливчиком. Счастье – какая-то уж слишком не досягаемая для меня субстанция. Непонятная. Неоткрытая. Ненастоящая.
И сегодняшняя надежда на победу улетучилась вместе с гулким рабочим звонком окончания смены. Рабочие снимали свои пожухлые робы и торопились разойтись по баракам. Я не торопилась совсем. Обошла оба цеха, заглянула в мастерскую. Проверила списки у входа. Приоткрыла почтовый ящик. Наверное, раз двадцатый за сегодня. И совсем не удивилась, что там ничего не оказалось.
Постояла в тишине. Позвала кота. А вдруг он спрятался на производстве. Конечно же, нет. Щелкнула генератор и погрузила во тьму несколько сотен квадратных метров рабочих помещений.
Пять минут, и я дома. В своей маленькой комнатушке с одним окном, выходящим во внутренний двор. Кушетка. Мятые серые простыни, слегка пропитанные гнилью. Серый буфет, в котором нет даже зефира. Серый шкаф. Серый стол у окна. Вот бы перехватить парочку литров парадной красной, что была заказана к Празднику пролетариата. Ведь тогда какими новыми красками смогла бы заиграть моя домашняя жизнь…
Но краску достать сложно, как и выиграть путевку. Значит, впереди еще три месяца чудеснейшего времяпрепровождения в рядах самой лучшей трудовой элиты брошенных и обозленных…
День двенадцатый. Трудовой
Два огромных цеха – это моя территория. Сто три рабочих в моем отделе. Сто три ежедневных пайка. Сто три робы на крючках ждут прибытия своих хозяев. В каждом цехе по тридцать станков и столько же разделочных столов.
А после утреннего звонка в залах сто два человека. Номер 3–45-86 отсутствует. И его одинокая роба не тронута.
Еще в течение часа выполняю организационные обязанности и слушаю недовольных. Точнее эмоционально настроенных на работу. И, надеюсь, на ее результат.
Я люблю трудоголиков. Всегда даю им добро на увеличение рабочего плана. И обещаю выбить у руководства джин и гусениц к концу каждой недели.
И пока активисты расползаются по цехам, наполняя помещения заводским гулом станков, я спешу к баракам. Наверное, 3–45-86 у себя. Неуклюже перепрыгиваю огромную лужу у ветхого здания, наполняя до краев калоши пахучей жижей.
Ладно уж. Все равно доберусь я до цели. Стучу. Тишина. Еще стучу. Безрезультатно.
Где-то за дверью жужжат мухи. Почему я уверена, что это обязательно мухи? Потому что в наших краях их чересчур много. Как и производственных трупов.
