– Да, выходит у людей глаза такие же как у калатари, – помолчав, согласился он.
Она вздрогнула, будто очнувшись от мимолетного сна.
– Нет, разница есть, пожалуй, – она слегка передернула плечами.
– А у отца у твоего какие глаза?
– Ярко-синие, зрачки вытянутые, он видит в темноте также как при свете, и цвет глаз в темноте не становится темнее.
– Это как?
– Они такие же синие. Почему ты спрашиваешь?
– Мне интересно, но если ты не хочешь об этом говорить…
– Нет, отчего же, – улыбнулся он, – просто мне показалось, что тебе интересно другое…
Она остолбенела. Неужели он может читать мысли? Ей стало не по себе, смущение, досада и страх одновременно вскипели в крови.
– Прости, я просто хотел проверить, – он примирительно вскинул руки.
– Проверить что?! – вскинулась она.
– Ты близка огню, я хотел убедиться. Мама считает, что все живые так или иначе связаны с той или иной стихией. Я не читаю мыслей, я могу читать только эмоциональное состояние, как любой маг, связанный со стихией воды. Моя сестра тоже производное огня и воздуха.
Это успокоило, Света в миг остыла, хоть и мало что поняла.
– У тебя еще и сестра есть, старшая, младшая? – решив не развивать скользкую тему, спросила она.
– Мы родились в один день и час. Я старше всего на несколько минут, но мы совершенно разные. Карди – эмоциональная, вспыльчивая, прямолинейная и у нее великое сердце, она щедра и бескорыстна, – теплая улыбка тронула уголки его губ, – мы очень часто ссоримся, но с ней не бывает скучно.
– Как здорово все же иметь нормальную семью, – вздохнула Света, понурив голову.
Ее саму воспитывали дедушка и бабушка, при том, что родители пребывали в здравии, просто в их жизнях ей не нашлось места. Отец жил где-то на Дальнем Востоке, его она никогда не знала, мать жила в соседнем доме, но с дочерью виделась лишь по праздникам. В однокомнатной квартире матери помимо нового мужа и его злобной мамаши жил еще не менее злобный доберман. Для ребенка действительно не было места, но Света почему-то обижалась, а когда стала старше, неожиданно поняла, что ей не нужны те короткие, скомканные встречи, которыми одаривала ее мать и вовсе перестала с ней общаться.
Дед умер, когда ей было шестнадцать лет, бабушка тремя годами позже, квартира перешла ей по наследству и тут пришла очередь обижаться матери. Ее надежды переселиться к дочери вместе со своим доберманом и мужем не оправдались. Светлана училась в университете, на дневном отделении, катастрофически не хватало денег, и потому вместо семейства матери она вселила квартирантку. На этом отношения с родственниками были окончательно порваны.
Светлана не любила вспоминать об этом, ей проще было думать, что у нее нет родителей, так, по крайней мере, она не чувствовала себя чем-то обделенной.
Дамард молча смотрел на нее или сквозь нее, раздумывая, по-видимому, о чем-то своем.
– Как твоя нога? – наконец, спросила Света, чтобы рассеять ставшую гнетущей тишину.
– Дня через два-три заживет, – усмехнулся он, решив доесть оставшийся бутерброд, – Скажи честно, тебя кто-то обидел?
– С чего ты взял?
– В тебе живет злость, ты энергетически закрыта и глаза у тебя грустные.
– Это Москва, поди попробуй остаться тут доброй, открытой и веселой, – отмахнулась она.
– Что такое Москва? – наивно полюбопытствовал Дамард.
– Тьфу, пропасть! Забыла с кем говорю, – хохотнула она и тут же пояснила, – Это название города, в котором я живу. Это большой город, люди тут заняты, все куда-то спешат, людей тут очень и очень много, все чем-то озабочены, оттого часто раздражаются по мелочам, на веселье тут мало времени.
