– Продолжаем отвечать честно! У тебя никто из родственников ничем психическим не болел? – слегка призадумавшись, спрашивает доктор.
– Насколько я знаю, ни за кем никаких странностей не отмечалось.
– Ни за кем, кроме тебя и твоей тетушки? – шутит Паршин.
– Марина хочет быть белой вороной, но, на самом деле, она самая обыкновенная женщина.
– Она озлоблена на общество, поэтому хочет казаться лучше других.
– Наверное, у нее были причины озлобиться. Если я подольше пообщаюсь с Ильей, я тоже озлоблюсь.
– Я говорил ему, чтобы он к тебе не цеплялся, и сегодня, если заметила, он почти сдержался.
– Не стоило, все равно его надолго не хватит.
– Не драться же мне с ним? Ладно, Вер, он дурак, и не стоит твоих нервов! Ты лучше расскажи мне, ты в первый раз упала в обморок, когда на тебя пытался напасть Старостин, так? Или у тебя такое уже случалось раньше, чтобы ты теряла сознание.
– Да, вроде, нет, – задумавшись, отвечает Венера.
– То есть эти обмороки появились у тебя после падения в замке? Ты хорошо помнишь, как упала? Давай, расскажи мне все в подробностях!
Венера вспоминает полуразрушенный флигель старого замка, рассохшуюся деревянную лестницу, идущую спиралью вверх. Она шла очень осторожно, но на высоте доски внезапно затрещали, проломились, и она полетела вниз. Девушка пыталась ухватиться за ветхие перила, но только разодрала себе предплечье ржавым гвоздем. Дальнейшее походило на сон: все замедлилось, и она плавно опустилась вниз. Об этом Лерснер и рассказывает Паршину.
– Когда я сорвалась, у меня возникло четкое ощущение, что меня кто-то схватил, и так замедлил падение. Учитель во сне сказал, что меня спас какой-то призрак. Там высота была, наверное, метров двадцать!
– Ты помнишь, где в этот момент была твоя группа?
– Причем тут группа?! – возмущается девушка.
– Отвечай!
– Кто-то, кажется, шел за мной, но не дошел до того опасного участка, кто-то был внизу. После падения у меня все в голове перемешалось, я не помню, где они были. Помню, что они громко орали и суетились вокруг меня, я их отругала, потому что они так могли привлечь внимание охраны, и мы быстро оттуда слиняли, пока нас не засекли.
– Ты помнишь, как твои друзья подбежали к тебе, когда ты упала?
– Нет.
– Вер, кто бы тебя там ни спасал, а головой ты все-таки ударилась. Конечно, ты отделалась очень легко, но, похоже, без сотрясения не обошлось, – Саша тяжело вздыхает. – Ты на короткое время тогда потеряла сознание, поэтому не помнишь, например, как к тебе подбежали другие. А еще у тебя, возможно, был ушиб мозга – вот тебе и причина обмороков.
Он умолкает, изучая реакцию подруги. Убедившись, что она внимательно слушает, доктор продолжает:
– Раньше у тебя такое было, чтобы что-то без причины тебя пугало или вот так внезапно меняло цвет, или чтобы ты видела что-то такое необычное, как сегодня?
– Нет. Но оно же сейчас не случайно поменяло все свой цвет, мне хотели этим что-то сказать! – волнуясь от такого странного разговора, оправдывается она.
– Вера, сейчас мне об этом лучше не говори! Только не ты! Кто угодно, но только не ты! – произносит Паршин, как будто даже побледнев. – Верочка, птичка, скажи, что этого не было, – добавляет он, крепко обняв ее. – Я не верю, что это так! Мы завтра поедем в больницу, я уверен, что тебе еще можно помочь!
– Саш, ты о чем? Что не так?
Доктор отстраняется от подруги, и она замечает, что на его щеке блестит одинокая слеза.
