Со мной и без меня - страница 36

А в рабочий отдел приходили разными путями…

Ким Костенко тоже был редактором отдела позже, а до этого много лет был собкором газеты по Донбассу. По давней традиции «Комсомольской правды» лучших собственных корреспондентов приглашали в центральный аппарат на руководство, делали членами редколлегии. И Ким вошел в нашу московскую жизнь, что называется, как нож в масло.

Он был удивительно интересен во всем.

Над собкорами и своим многолетним собкоровским прошлым, казалось, только подшучивал. Все знали, как трудна эта работа – представлять острую газету на местах.

Но в дружеских трактовках Кима собкоровское дело – сплошная синекура, удел сибаритов. Главное, утром не забыть вставить ноги в тапочки. И ты уже при исполнении. Для этого тапочки надо выбирать желательно без каблуков, чтобы задник не тер.

Между тем по-настоящему отборный собкоровский корпус действовал в «КП». В нем значились многие бывшие офицеры-фронтовики. Собкоры считали себя каким-то рассредоточенным воинским подразделением казацкого типа. Выбирали «сотских» и «десятских», а атаманом выкликали Кима Прокофьевича Костенко.

Да, предельно честным был Ким Костенко – редактор отдела.

Вроде бы кто я для него? Практикант, стажер, младший литсотрудник? Но раз уж стал членом коллектива «Комсомолки», то даже для Кима Прокофьевича Костенко, фронтовика, бывшего собкора в Донецке, члена коллегии газеты, я был свой, не ровня, но свой.

Какой-то день в 65-м. Редко я видел Кима в состоянии такой сосредоточенности. Он читал, сдвинув к переносице черные брови, переданный ему Юрием Петровичем Вороновым материал. Ушел с ним даже в свой кабинет. Потом в моей комнате появился Аркадий Яковлевич Сахнин. Известный писатель, публицист, кинодраматург.

Знаменитый автор после публикации в «Комсомольской правде» очерка «Эхо войны», судя по всему, подготовил новую «бомбу». Я догадывался, какую. Пришло письмо из объединенной китобойной флотилии «Советская Украина» и «Слава». Краткое содержание: капитан-директор Соляник прохлаждается с молодой женой в судовом бассейне, а в трюмах задыхаются от жары китобои.

Из своего кабинета появляется Костенко.

– Капитан-директора ты здорово пригвоздил, – обращается он к Сахнину.

– Я на Соляника зол. Чувствует себя неприкасаемым, мне даже во встрече отказал. А что творит?! Я работал кочегаром на паровозе, имею представление о высокой температуре. Но ведь там адская жара, там тропики – 50 градусов по Цельсию.

– Знаешь, и у материала высокий градус, – сказал Ким. – Статья острейшая. Добавь еще аргументации. Соляник в любимчиках у сильных мира сего.

– Так уж и мира!

– Украины – точно. Поэтому давай немного поправим стиль, уберем задиристость. И заголовок придумаем поспокойнее. Лишь бы цензура пропустила.

Нас было в комнате трое.

И в номере одесской гостиницы «Красная» примерно через месяц они оказались втроем. Только вместо меня был Виктор Дюнин. Мне он рассказывал, что Ким Костенко прилетел позже их с Сахниным, но как только появился в Одессе, сразу взял такси и уехал в Приморский райком партии к его секретарю Фомину. Вокруг статьи А. Сахнина «В рейсе и после» разыгрались политические страсти. Газета с ней резко не понравилась в Киеве. Председатель Президиума Верховного Совета Украины Д.С. Коротченко советовал руководству Одесского обкома партии: «Статья лживая. В обиду Соляника не дадим. Из этого и исходите».