Да понял я, пиши,
Я ранее тебе поведал,
О жизнях прошлых ты просила написать,
Я дал ответ, он полон был пойми меня.
Что мать твоя все беспокоится о детях,
Она приходит слезно говорит,
Чтоб передал привет и слово это,
Оно вас как – то воодушевит.
Я славлю небеса, они велики,
И замысел творца я воплощу,
Диктую я поэму эту,
О жизни прошлой рассказать хочу.
Пиши, есть бури не ненастье,
Они порой приходят все в ваш дом,
И утешенья нет, ведь не прекрасны,
А слезы льются, полон беды дом.
Ты себя так корила и винила,
Что смысла нет в любви и жизни той,
Поэтому всегда себе велела,
Тот праздник обходила стороной.
Где веселились, празднуя победу,
И величаво говоря тосты,
Толкали люди речи и напевы,
Все были очень с дальней стороны.
Ты выросла в семье не самой бедной,
И радовалась жизни, как и все,
Свои творенья выбрала на деле,
Чтоб возносить творца в борьбе и тьме,
Не удавалось сразу разлучить вас,
Ты шла уверенно руки, возведя,
Смотрела в небо, преклонив колени,
И славила молитвой небеса.
Порывы ветра пронеслись повсюду,
Ты помешала той кромешной темноте,
И за руки вели тебя поныне,
Ты здравствуешь людей тех горячо.
Они тебя тащили и просили,
Чтобы не говорила те слова,
О царстве божием было им не мило,
И затыкали рот, чтоб молча, шла.
Ты им пыталась донести о мире,
Что существуют небеса и свет отца,
От этих слов они тебя сильно били,
И говорили, что это ерунда.
Те казнь они придумали большую,
И волоком тащили на заре,
Народ весь поднимался было видно,
Как радуются, что ты вся в крови.
Подан был знак, и двери распахнулись,
И вышло серо – белое лицо,
От изумленья, что тебя так избили,
Тот человек упал ему в лицо,
Полили из ковша воды прекрасной,
Он медленно перед тобою встал,
И говорил такие очень речи,
Чтоб отказалась только не упрямь.
Зачем нести тебе те белы речи,
И свет небесный он зачем тебе,
Тебя за это сильно искалечат,
И будешь на суку висеть во тьме.
Но ты ему опять все повторила,
Что небеса есть жизнь и в мире том,
Божественная чаша есть прекрасна,
Что нам ее испить всем суждено.
Не понимал народ, велики речи,
И шел толпой тебя, чтоб разорвать,
Ты объясняла и молила речи,
Нельзя было в миру тогда сказать.
Все словно одурманенные птицы,
Сорвались со своих мест и тогда,
Пинали разрывали тя на части,
А ты просила дивного творца,
Остановить сейчас же преступленье,
Ведь замысел божественный несешь,
Не слушали тебя и с остервененьем,
Избили до крови и канув в ночь,
Повесили тя на суку деревьев,
И слезно тишина была тогда,
Снимала тебя с петли без забвенья,
Какая – то женская рука.
Она просила так тебя молила,
И так же обращалась в небеса,
Чтобы закрытые ты глаза открыла,
И снова говорила, небеса заплачут.
Нежною рукою тебя омыла,
И сама смогла,
