Рядом со мной стояла Смерть и выжидательно на меня смотрела. У нее был красивый, но холодный голос. Когда она говорила, ее рот не открывался. Казалось, что ответы приходят сразу в мою голову, даже не касаясь моих ушей.
– Ты… Вы… – запинаясь, начал я.
– Можно на «ты» – Смерть была невозмутима.
– Ты. Ты говоришь со мной? – у меня от неожиданности спутались все мысли.
– С тобой – подтвердила она.
– И ты Смерть?
– В твоем понимании – да.
– В моем понимании? – удивился я.
– В этом мире у меня много имен – Четвертый Всадник, На Коне Бледном, Морана, Санта Муэртэ, Азраил, Угрюмый Жнец, Кали, Смерть, и еще великое множество других. Зови меня как угодно, суть от этого не поменяется.
– Так, стоп. Мы находимся во сне, и ты один из его персонажей… – сказал я, и неуверенно добавил. – Мы же во сне?
– А это тебе решать, —ответила Смерть.
— Мне решать? – не понял я. – Подожди, я знаю, что сплю. Все происходящее вокруг, уже было. Это не может быть реальность.
– Это может быть другая плоскость. Подумаешь об этом по пробуждению. Сейчас это не имеет значения.
– Так я все-таки сплю! – подытожил я.
– Спишь. Но сон это или нет – решать тебе. Мы еще поговорим об этом.
— Поговорим? Почему ты хочешь говорить именно со мной? – я хотел спросить о другом, но путаница в мыслях породила именно такой вопрос. Надеюсь, Смерть поняла о чем я.
– Ты сам позвал меня по имени. Ты назвал себя моим именем. И я дам тебе возможность… А сейчас – подъем!
Картинка вокруг меня закрутилась. Я успел увидеть как Антон и Вадик ведут маму, обиженное лицо Наташи, Тетю Галю наливающую пиво в охлажденную кружку. Увидел Смерть, что таяла в воздухе, но не сводила с меня глаз (в ее случае глазниц). А потом все краски закрутились, словно в детском калейдоскопе, засасывая меня куда-то в центр этого пестрого водоворота. Я проваливался все глубже и глубже, уже не понимая, стою я, сижу или лежу, не понимая где верх, а где низ. И когда я приблизился максимально близко к центральной точке этого буйства красок, я открыл глаза.
Пробуждения могут быть разными. Можно проснуться от надрывающегося будильника, которых хочется задушить, от первых лучей солнца, которые просочились через плотно задернутые занавески. Можно проснуться от поцелуя любимого человека и невольно растянуться в улыбке, а можно от кошмара, в холодном потому и тяжело дыша.
Мое пробуждение ближе всего было к последнему варианту, хоть вовсе и не кошмар мне снился. Я сидел на кровати и приходил в себя от реалистичности сна, и когда мне это почти удалось, в голове прозвучал знакомый голос:
– Скоро я приду к тебе, и мы договорим.
Очевидно, последствия сна…
Часы на телефоне показывали семь утра. Я встал и нервно прошелся по комнате. Сон оставил после себя неприятный осадок того, что теперь все будет по-другому. Жаль, что было не понятно, что именно «все» и как по-другому. Я набросил на себя халат и вышел на балкон покурить. Благо в квартире было два балкона. Один в гостиной, где сейчас распластавшись на диване и, наверняка, похрапывая, спит Вадя, а второй в моей комнате.
Глубоко затянувшись, странно, первая сигарета за день даже не пьянила (наверное, потому, что последняя была не так давно), я начал разглядывать улицу. Настоящая зима. Да, я знаю, что сегодня первое ноября и, по сути, это осень, но это Зима. Именно так, с большой буквы. Термометр, аккуратно прикрученный за окном, показывал двадцать семь градусов мороза. Редкие люди, которым в воскресенье нужно было на работу, шли, опустив головы, стараясь сильнее закутаться в пуховики да дубленки. Какая-то женщина вышла гулять с собакой, и даже собака была в пуховике, который, судя по всему, ее не спасал. Она пробежала метров пять по сугробам, очень быстро сделала свои собачьи дела, и поджимая лапки побежала в сторону хозяйки. Женщина всплеснула руками и торопливо увела своего четвероного друга домой. Попробуйте рассказать европейцам или американцам о сибирской осени, и у них отвиснет челюсть. А если это рассказать жителю, например, африки, то он однозначно сойдет с ума.
