А потом блеснуло лезвие ножа.
– Мы должны ей помочь! – закричал я.
– Нельзя! – отрезала Смерть. Она была как всегда холодна.
– Но это же неправильно! Мы же здесь! Рядом! Мы можем вмешаться! – не унимался я.
– Нет, не можем. Это естественный порядок вещей.
— Это несправедливо… – обреченно выдохнул я.
– Никто не говорил о справедливости. Есть мы, есть наш долг. Все смертны. И мы должны прийти за каждым. – Спокойно сказала Смерть. – Антон, я понимаю о чем ты. Но это жизнь. Каждый играет свою роль. Наша роль – не вмешиваться. Когда кто-то умирает, мы провожаем душу, но мы не можем влиять на естественный порядок вещей. Кто знает, к каким последствиям это приведет…
– Я понимаю. Просто… Она же сейчас умрет…
– Кто?
– Ну, эта девушка! – удивленно ответил я.
– Смотри внимательнее. – Улыбнулась Смерть.
И я начал всматриваться. За испуганными глазами девушки я увидел ее смерть. Через сорок два года, один месяц и двадцать шесть дней. Она умрет во сне от старости. Просто остановится сердце. Это было скорее понимание, чем видение.
– Но, если мы здесь не ради нее… – начал было я.
– Смотри. – Повторила Смерть.
И я снова стал смотреть. Теперь мой взгляд пал на мужчину. Я очень четко видел его лицо. Оно принадлежало уставшему от жизни человеку. Сетка шрамов покрывала его, прячась в морщинах и пучках жидкой бороды. А его глаза… Они не излучали ненависть, или жадность. Только одиночество, безысходность и глубочайшую тоску. В какой-то момент я понял, что знаю все об этом человеке. Я видел насилие над ним в детстве со стороны отца. То как он сбежал из дома в шестнадцать лет и прятался по подвалам. То как он, если везло, находил остатки еды в мусорных контейнерах, а если нет, то голодал. Как он получил первую работу – неофициально разгружал машины. Его первая зарплата, непомерно маленькая, и его радость этим деньгам. То как его уволили через два месяца, и не стали рассчитывать за труд. Его первую и последнюю любовь, и ее предательство. То как его вновь выгнали из дома без копейки в кармане. Чувствовал его боль и обиду. За то, что он пытался из всех сил стать человеком, а его мечта рухнула подобно карточному домику.
Я видел, как голод заставил его украсть сумку у этой девушки. Я чувствовал, что он достает нож, чтобы только испугать, ни в коем случае не навредить. Я знал, что он умрет через двадцать секунд, в возрасте тридцати двух лет.
– Ты все понял? – спросила Смерть.
– Да. Я понял.
По моим щекам текли слезы, но я даже не пытался их скрыть. Как нелепо. Простой человек, которому с самого рождения не повезло. Человек, который был предан всеми. Отвергнутый. Встреть я его на несколько минут раньше, и знай я то, что знаю сейчас, я бы мог все изменить.
Где-то внутри кольнула совесть за то, что изначально я подумал об этом мужчине плохо. Определенно, он преступник, его прошлое его не оправдывает. Но позволяет понять, почему он это сделал. В нем не было корысти. Только голод, страх и отчаяние. Как часто мы позволяем себе судить людей, не побывав на их месте?
Пятнадцать секунд…
В отчаянной попытке вырваться, девушка ударяет мужчину коленом в пах. Его лицо искажается от боли. Хватка преступника ослабевает, и азиатка вырывает сумку из его рук.
Десять секунд…
Она свободна, она может убежать, но страх заставляет ее нанести еще один удар. Такой, чтобы мужчина не преследовал. Чтобы она могла выиграть больше времени, и прибежать к людям.
