Со всех лап - страница 14

Но больше всего меня печалило, что я не знала, как это исправить. Не помогали ни шлепки по попе, ни одергивания, ни строгие команды. Рада будто вообще не замечала приемов из моего нехитрого арсенала.

Мы активно зарабатывали себе минусы, а я думала начинать зарабатывать на кинолога. Но однажды мы вышли на прогулку очень рано утром, когда внизу перед лифтом точно не могло никого оказаться. Это позволило проехать в лифте спокойно, а не как обычно – со сжатыми зубами и еще сильнее сжатым в руке поводком, будто я готовлюсь прыгать с парашютом. Привыкнув смотреть на Раду из-за завесы надвигающегося ужаса, теперь я подключила опцию ясного взора и увидела новые для себя детали, а именно: Рада начинает ершиться и навостряться еще на уровне третьего этажа.

Через несколько дней в подъезде воцарилась тишина, а я мысленно отправила старине Спилбергу письмо с извинениями, что его визит отменяется. Еще через пару недель с молчаливого согласия соседей мы сняли с Рады намордник. А ведь я просто начала пресекать те самые первые сигналы агрессии, а не бороться с ветряными мельницами после уже свершившегося факта. Новая схема сбивала Раду с панталыку, и она не успевала прийти в боевую готовность к моменту открытия дверей. Я сама стала спокойнее и осознаннее, и от меня в собаку перестали лететь адреналиновые искры. Огонь Радиной агрессии стал постепенно потухать и дымиться.

Пока Рада в положении «рядом у ноги» обменивалась удивленными взглядами с соседями, я виртуозно просовывала через намордник кусок сыра и проскальзывала в тамбур, где хвалила Раду так, будто она спасла мир. Хотя почему будто? Спасла – от своего внутреннего динозавра. Единственный побочный эффект – теперь соседи пугались моих восторженных воплей. Но это уже не к Спилбергу.

В нашу бочку меда, роль которой исполнял любимый стадион, периодически вливались ровно три ложки дегтя. А именно три взрослые суки: мастино неаполетано, родезийский риджбек и кавказская овчарка. Они возникали всегда в самый неподходящий момент, когда щенки особенно весело резвились.

Будучи заклятыми подругами, огромные собаки перманентно грызлись, и лишь в фазы коротких примирений делали вид, что играют друг с другом, на самом деле лишь подыскивая очередной повод для драки.

Но все менялось, когда на стадионе гулял кто-то еще. Внешний объект моментально сплачивал бесноватых самок, и они неслись в его сторону, умирая от любви друг к дружке. Хозяйки формально прикрикивали на них, смахивая пепел от сигарет с пятнистых шубок, но чаще еще в калитке стадиона делали вид, что не имеют к этим собакам никакого отношения. Их нисколько не волновала безопасность чужих щенков.

Особенно сильно дурная компания цеплялась к тогда еще четырехмесячной Радке, ведь к тому времени она уже ощутимо переросла большинство своих друзей. Иногда совместно с Моллиным дядей удавалось отгонять обидчиц, но чаще всего самым благоразумным вариантом было уходить, чуть только скрипнет калитка и из нее выкатится огромный рычащий клубок о трех головах. Однажды они зашли непривычно тихо, и мы с Радой потеряли драгоценные секунды. Пришлось перепрыгивать через ограждение стадиона с противоположной стороны со щенком на руках, чтобы избежать массовой драки с перевесом не в нашу пользу.

Но пришел час, когда жизнь не оставила мне выбора. Мы с Радой шли на стадион, как вдруг из-за угла на нее вероломно, словно медведь на волчонка, бросилась кавказская овчарка из печально известной компании. Сознание вернулось ко мне уже тогда, когда я на бегу врезалась в огромную тушу и с приличной скоростью поехала вниз по горке. Проблема заключалась лишь в том, что ехала я прямо на кавказке.