Собаки мертвы - страница 18
А может, это и правда расшалившиеся нервы? Если Ева ничего не слышит, значит, у нее начались слуховые галлюцинации. Или как это еще объяснить? Внезапно будто сквозняк приоткрыл тайную дверь, и в комнату потянуло зноем разогретой степи. Не весенним теплом с улицы, а зрелым духом настоящего лета. Нет, это даже не степь, степь не такая неумолимая. Это саванна, бескрайнее африканское плоскогорье. И еще повеяло запахом животных. Диким запахом.
– Ева, ты сейчас ничего не слышала? – она ощущала себя полной дурой. «А запаха не чувствуешь?» хотела добавить она, но вовремя сдержалась.
– Нет, мам. А что такое?
– Да ничего, просто показалось. Может, с улицы какой-то звук.
«И запах тоже с улицы. От собак?…»
Совсем никуда не годится. С нервами надо что-то делать, надо проветриться.
На завтра назначены похороны, но оказалось, что Ксения позаботилась обо всем. Дом с виду в порядке. Если позвонят из похоронного агентства, Ритка сразу же ей перезвонит, так что волноваться не о чем. А значит, выйти прогуляться – неплохой вариант, не сидеть же взаперти в этом проклятом доме! (Где и спятить недолго, но это так, к слову, заметки на полях). Все верно, нужно оглядеться и посмотреть, что творится вокруг, и что с этими чертовыми собаками.
– Отличная мысль, Ева, зови Яна. Пойдем погуляем.
Они миновали дверь в кабинет на промежуточной площадке, и пересекли гостиную. По дороге обогнули парочку архипелагов и разминулись с подводным вулканом. Путь получился неблизкий. Потом попали в столовую с длинным столом на двенадцать стульев, а оттуда через стеклянные двери вышли на улицу.
В сад надо было спускаться через террасу для утреннего кофе, как когда-то называли ее родители. В солнечную погоду тут планировалось подавать поздний завтрак, а вечером устраивать барбекю. Балюстрада из песчаника обрамляла площадку, на которой стоял облупившейся белый столик и такой же облупившийся стул. И все, больше ничего, только кучки жухлых листьев по углам. Вид этого столика потряс Сашу таким острым чувством одиночества, что перехватило дыхание. Дети настороженно огляделись, как зверьки, которых выпустили на новые угодья, а потом по широкой лестнице побежали с сад. Она пошла следом.
В саду витал дивный дух цветущих яблонь. Он был куда лучше того, дикого запаха, который она почувствовала в родительской спальне. Впрочем, все позади, это был просто сбой в системе, сейчас все хорошо. Надо же, как зарос сад… Дорожки слабо просматривались среди густой молодой травы, которую в этом году еще никто не косил. Не факт, что косили в прошлом. Повсюду валялись поломанные ветки. Старые качели без матраса смотрелись обглоданным скелетом какого-то животного. Зато запах был чудный; гроздья нежных соцветий щедро осыпали старые деревья и просвечивали розовым. Детей сразу покорил простор запущенного сада, в городе они не привыкли к такому. Бегали от дерева к дереву, то и дело весело перекликаясь, и, казалось, совсем забыли о грустной цели их приезда.
Она бесцельно бродила по саду, узнавая знакомые деревья. Два последних года школы, которые она провела в этом доме, она много времени проводила в саду. Отец купил качели специально для нее. Забравшись на них с ногами, она часы напролет проводила наедине с книгой. Летом на качелях в саду, зимой в кресле в своей комнате. Тихий, мечтательный ребенок, не доставляющий родителям хлопот. Ева такая же, милое существо, а вот Ян другой. На самом деле, Ева очень похожа на своего отца, мужчину-мальчика, а в кого Ян – неизвестно. Он не похож даже на сорванцов-братьев. С рождения особенный, далекий от всех, кроме сестры. Иногда ей казалось, что небесные сценаристы что-то здорово напутали. Если бы все пошло по плану, по глобальному маминому плану, согласно которому все беды и несчастья обойдут их семью стороной, все должно было случиться иначе. У нее родилась бы одна Ева, и мужчина-мальчик до сих пор был бы с ней, улыбаясь по утрам своей застенчивой, головокружительной улыбкой. Он берег бы свою жену Александру, серьезного журналиста, занимающегося проблемами образования или здравоохранения. Не случилось бы никакого «На Говерле», феерического шоу, выстраданного потом и кровью, и каждый день требующего новых жертв – вообще ничего такого не случилось бы.