Саша взяла его за руку и внимательно посмотрела в глаза. Близнецы завороженно следили за ее действиями. Федюша заволновался, начал переминаться с ноги на ногу, но руку не отнимал. Пыхтел, сопел и, наконец, выдал:
– Н-н-не знаю…
– Но ты знаешь, Федюша. Расскажи, мне это очень нужно. Почему их нельзя выпускать ночью?
В душе идиота шла нешуточная борьба. Лицо дергалось, он вспотел, но потом одна сторона все-таки одержала вверх.
– Да не знаю я! – выпалил он и вырвал руку. – Селод Лексаныч так велел. А больше не знаю ничего… вот.
И насупился, уставясь на Сашу. Руки спрятал за спиной, совсем как малыш, не желающий их мыть перед обедом. Что ж, наскоком завоевать высоту не удалось. Но ничего, лиха беда начало.
– Хорошо, Федюша, ты только не волнуйся, – успокаивающе промурлыкала Саша. – Ты молодец, отлично со всем управляешься, мне нравится. Это хорошо, правда?
Она больше не пыталась до него дотрагиваться, и он немного успокоился.
– Вроде не жаловались… Селод Лексаныч не жаловался.
– Спасибо тебе, Федюша. Будешь и дальше нам помогать? Ты нам очень нужен, без тебя нам не справиться. Так будешь помогать?
– Я, эта… конечно! – вспыхнул он и потупился. – Хотел еще, эта… сказать.
– Говори, – она ободряюще улыбнулась.
– Вы красивая… очень. И дети красивые. Я вас в телевизоре видел, но сейчас вы лучше, эта… вот.
Саша засмеялась. Этот искристый смех всегда работал безотказно.
– Спасибо, Федюш! Мне давно не говорили, что я красивая. Скажи, а почему так странно назвали собак?
– Сам Селод Лексаныч назвал. Призрак и Тьма.
И посмотрел на вольер. Из вольера на ними внимательно наблюдали две пары ореховых глаз. Никакого тебе виляния хвостом, никаких собачьих проявлений привязанности, а ведь их окликнул по имени человек, который их кормит! В голове всплыли отрывочные сведения: ротвейлер считается хоть и не самой умной собакой на свете, впереди идут королевский пудель, немецкая овчарка и еще пара-другая пород, но и тупой его не назовешь.
– Призрак и Тьма, – эхом повторил Ян и сделал шаг к сетке.
Все произошло настолько быстро, что она не успела среагировать. Не успел и Федюша. Как только Ян назвал собак по имени и сделал к ним шаг, обе одновременно бросились. Молча кинулись на сетку и врезались в нее со всего маху, как два болида на гонках Формула-1. Сначала она услышала глухой удар, потом увидела раскрытые пасти. Собаки повисли на сетке, вцепившись в нее зубами. Губы исчезли, глаза исчезли, вместо них зазмеились красные языки и засверкали белоснежные резцы длиной в детский палец. Сетка ходила ходуном, но выдержала натиск. Бросившись, собаки забормотали на низкой частоте, напоминающей звук работающего двигателя.
Вероятно Ян, ее девятилетний сын, так испугался, что не отступил. Собаки бросились, а он как стоял в двадцати сантиметрах от сетки, так и продолжал стоять. Она вырвалась из ступора, загребла сына в охапку и оттащила от вольера. Федюша схватил кусок трубы и со всей силы ударил по сетке. Собаки отпрянули, перестали бормотать, и она услышала, как щелкнули, смыкаясь, зубы. Псы уселись на дощатый пол и уставились на посетителей, как ни в чем ни бывало. Федюша колотил трубой по сетке, но обитатели вольера его словно не замечали. Ян вывернулся из Сашиных объятий и взял Еву за руку. Безотчетный жест, единственно возможный в данной ситуации. Ева стояла, не жива ни мертва от ужаса. Саша присела перед детьми на корточки.
