Затем он работал. Играл и что-то помечал на нотной бумаге. Потом уселся в кресло и вновь, как вчера вечером, принялся читать про небесные тела… Других тел рядом не было.
… Так… На мифах остановился вчера… Ага, Херон… Этот, который с буквой «е»…, сын Аполлона… Ну там семейка та ещё!… Больше, чем у Гриши Фишмана с Пушкинской… Далее… Вот, Харон… с буквой «а». О! Этот мне интересен! Оригинал! Экземпляр! И должность солидная, ответственная: перевозчик душ умерших через реку Стикс в Аид! Хе! Знаем: «таможня» всегда не в накладе… О, господи! Харон ещё и такой есть… Есть ещё Харон – спутник Плутона… Открыт через год после Хирона… А потом ещё и Гидру открыли… И… хм, душевные названия всё какие… А ведь слово – дело ведь не шутейное… «Вначале было слово».Ха…, вот хоть слово «демонстрация»… И «демон», и «монстр», и «рация»… А что мы демонстрируем, важно чеканя шаг под флагами? С лозунгами? Да не лозунги! Эго мы своё возвышаем!… Так вот… Пойду погуляю…
Савва направился в сторону Федерального дворца – Парламента. Он медленно брёл улочками Берна, лениво вглядываясь в прохожих. Молодёжь, стеревшая в своём облике все национальные, а отчасти и гендерные признаки (космополитизм и унисекс) вообще не привлекала взглядов мужчины. Холодные, скучные лица… Одинаковые, «айфонистые»… А вот пожилых бюргеров, вальяжных и выразительных он любил рассматривать в старушке-Европе. В их дряблых лицах ещё притаились и гулкое эхо Средневековья и романтизм века «галантного» и трагедии века двадцатого. Как и в этих домах, в этой архитектуре.
«И острый галльский смысл, и сумрачный германский гений». Да. Люди с севера черноморского побережья, эти потомки скифов – другие. А вот интересно… Почему на территории благостно-вялой и нейтральной (во всём и ко всем?) Швейцарии не взрастили свой «смысл и гений» люди с мировой многовековой славой? Ну, Фридрих Дюрренматт, ну, Арнольд Бёклин… Нет, не колыбель… Не сокровищница… А Бернулли, Эйлер и друг Петра Великого Лефорт – не в счёт. Они патриотами Швейцарии не были… И Эразм Роттердамский и Эйнштейн – не в счёт, тем более… просто поработали там одно время… А вот, например, Чубайс… Носит дорогие швейцарские часы, имеет неисчислимый счёт в швейцарских банках, катается как швейцарский сыр в украденном у народа вологодском масле… Он кто – швейцарец, что ли? Да швейцар он! Привратник у врат Аида!
Конечно, чувствуется во всём ещё та, прежняя немецкая основательность и порядок. Более всего заметна швабская культура и швейцарско-немецкий язык (швицердютч). Правда, швабская этнокультура более всего бросается в глаза в Штутгарте и в Вюртемберге, но и здесь, в исторических районах Тироль и Эльзас, выделялись швабский диалект и швабские традиции. Да вот хоть два бюргера разговаривают… Важные, значительные… Без «надутости»… И говорят о важном: погода, здоровье, семья… Без политики… И в этом отличаются от известных одесских «пикейных жилетов»… Хм… И жилеты у этих бернских пожилых городских обывателей особые, традиционные… У одного коричневый тёплый стёганный жилет на крупных чёрных пуговицах поверх чёрного свитера, у другого твидовый, тоже тёплый жилет бордового цвета с бежевыми большими пуговицами поверх серого свитера. На одном – маленькая темно-зелёная фетровая шляпа, на другом – маленький чёрный шерстяной берет. У обоих, разумеется, зонты-трости. Черский обожал такие зарисовки… Он вообще любил наблюдать «выпуклых» людей, поживших, настоящих, с несуетным внутренним «багажом». Любил того «одесского одессита», который мог бы подойти к этим двум незнакомцам, постоять рядом пару минут, молча послушать разговор, и пойти прочь, сердито заявив: «Что вы мне голову морочите!» Или питерского, обтрёпанного, «полинявшего» от бедности интеллигента, никому уже не нужного и никому не интересного. Замкнутого, тревожного, с бородкой, в таком же, но «видавшем виды» берете, с обшарпанной плечевой сумкой и зонтом, помнившем ещё и Жданова и Зощенко. Или московского, ухоженного и замкнуто-равнодушного «деятеля» культуры или науки, или бывшего чинуши-столоночальника в мягких кожаных туфлях-мокасинах и светлых свежих носках. А убери из этих городов…, да из любого «местечка» этих ярких «гениев места», этих хранителей «ноосферы места»… и исчезнет, истечёт, источится атмосфера города, местечка… И никакой «наносферой» её не заменишь. Конечно, до тех пор, пока весь этнос поменяется… Ну, это – сотня лет… Правда сейчас – быстрей… «Пропал Ершалаим – великий город, как будто не существовал на свете. Всё пожрала тьма…».
