Собирание умов. Научно-публицистические очерки - страница 20

– И в чем же тут выгода государства? Или американцы могут себе позволить потерять эти деньги?

– Даже при неудачном раскладе один из 10 проектов, условно говоря, все-таки доходит до рыночной стадии и не только окупается, но и дает прибыль, которая перекрывает все издержки. Бюджет свое вернет. Уже есть десятилетние оценки функционирования этой программы в Штатах. Окупаемость хорошая!

– Эта система, по-видимому, подошла бы и России.

– Конечно. Ее надо довести до сознания тех, кто определяет инновационную политику.

– Наверно, это удастся только тогда, когда случится что-то невероятное. Например, вдруг кончится нефть и поневоле придется заняться высокими технологиями, начать переход к инновационной экономике. А пока нефть не кончилась, экономика знаний начаться не может.

– Она все-таки начинается. Зайдите, например, в Центральный экономико-математический институт РАН. Там кипит жизнь. Туда ходят студенты, им читают лекции по самым современным проблемам экономики. В столовую теперь из-за студентов не пробьешься, но это же прекрасно! Есть молодежь, которая хочет, несмотря ни на что, заниматься наукой. И такой молодежи становится все больше и больше.

И научившихся выживать ученых – тоже. В 91—93-м годах руководители Академии наук заявляли: наука и рынок несовместимы. А сегодня Институт ядерной физики в Новосибирском академгородке, которым руководит академик Скринский, делает уникальные установки в штучном исполнении на 15—17 миллионов долларов в год, выполняет заказы европейского ядерного центра.

Но таких институтов у нас немного. Больше наукоемких фирм, которые существуют вокруг академических институтов, например, в Черноголовке. Они занимаются нормальным «хай-тэком», который востребован рынком – приборами, реагентами или чем-то еще. Чего тут зазорного? Что, академический институт должен только звезды считать? Да этого никогда и не было. Всегда Академия наук занималась прикладными задачами.

Часть академических институтов начинает интегрироваться с образованием, как, например, уже упомянутый ЦЭМИ. Некоторые НИИ могут соединиться с образованием и стать исследовательскими университетами. В США – самой мощной научной державе мира – таких учебных заведений сейчас 129. Идея исследовательского университета очень продуктивна. Хотя бы тем, что обеспечивает двойное использование специалистов, оборудования, площадей, средств. Исследовательский университет в Штатах должен выполнить поисковых работ на столько-то миллионов долларов и подготовить столько-то докторов, причем вторая функция приоритетная.

– Слушая вас, невольно приходишь к выводу, что российская наука чувствует себя не так уж плохо и что слухи о ее кончине сильно преувеличены.

– На самом деле наука недореформирована. Нынешняя модель – промежуточная, переходная от советской модели, которую я бы назвал административно-патерналистской, к американской – назовем ее либерально-инновационной. Первая опиралась на государство, конкретно – на министерства и ведомства, на плановую экономику, на бюджет. Вторая опирается на свободный университет, в котором существуют свободные лаборатории и исследовательские группы, которые не спрашивают у ректора, чем бы заняться, не ждут указаний, а сами ищут ресурсы и заказы, сами их выполняют, комплектуют штаты по средствам, покупают то оборудование, что им нужно. Такая наука гораздо более подвижна. На ней-то и держится инновационная экономика.