Собирание умов. Научно-публицистические очерки - страница 9

В третьих, надо изучит, проанализировать и обобщить разнообразные модели предполагаемой реформы – скажем, той же земельной, реформы жилищно-коммунальной сферы или избирательной системы. Общие точки, точки пересечения моделей, скорее всего, укажут на действительно насущные задачи, на ту область, где реформы могут привести к успеху, иными словами, на то, чего и в самом деле стоит хотеть.

В четвертых, придется заняться вещами и обстоятельствами, которые мы, возможно, и не хотим, однако попросту обязаны учесть. О них обычно не имеют никакого представления «политтехнологи» и их заказчики во власти, но тем хуже для них… вернее, для всех нас, для страны.

В одном из интервью лидер компартии Зюганов назвал события конца ХХ века в России удивительными, почти мистическими: страну вдруг, ни с того, ни с сего охватил «либеральный пожар», принесший неисчислимые бедствия народу. Между тем, никакой мистики тут нет и в помине. Дело в объективных природных ритмах: одни циклы закончились или заканчиваются, другие начались или начинаются, только и всего. Смену эпох можно было предвидеть, к ней можно было подготовиться, постараться смягчить удар… У нас он был не смягчен, а усилен – по незнанию, метафизической непросвещенности и придворному академическому высокомерию.

Итак, составляя реалистичную программу реальных реформ, придется начинать с самого «верха», с плана идей – с миссии России. Она несомненно существует, но в чем она состоит? На сей счет есть разные догадки. Даниил Андреев, например, полагал, что планетарной задачей России является создание интеркультуры, объединение всех ныне существующих на земном шаре культур. На это намекает география – недаром же Россия заполняет «полое пространство» между ними. Ради исполнения этой миссии и приобретались земли за Уралом и Югрой, на Енисее, Лене, Амуре. Громадные пространственные резервы Сибири, Севера, дальнего Востока были стратегическим резервом на будущее.

Но география – это не только геополитическое положение страны, это еще и ландшафт, а с ним, по мысли создателя теории этногенеза Льва Гумилева, неразрывно связан способ жизни этноса, его родовые черты. Мы, россияне, как определил Владимир Ключевский, народ лесной, речной, равнинный, и оттого у нас свой тип социальной эволюции, иной, нежели у горных, морских, степных народов.

У каждого народа свои родовые черты. Наши – соборность сознания, общинность, коллективизм. Нам свойственны государственность на грани державности, а то и имперскости. Мы социоцентричны. Даже по одной этой причине Россия не может слепо перенимать модели, приспособленные к психологии, менталитету и потребностям личностно ориентированных народов и обществ. В том числе – схемы перехода к либеральной, инициативной экономике. План Маршалла был хорош для Германии. Но «что немцу хорошо, то русскому смерть».

Все эти изыскания позволят понять, в каком обществе мы хотим жить, какие черты оно будет иметь помимо, сверх или даже вопреки нашим желаниям и сформулировать социальный заказ на его построение, то есть, говоря привычным языком, выработать программу принципиально осуществимых реформ.

Что и говорить, задача чрезвычайно сложная, но она и не может быть простой, «раз-два взяли» здесь не получится. И эту чрезвычайно трудоемкую задачу вряд ли удастся решить на энтузиазме. Она по силам только лучшим умам страны, собранным для мозговой атаки и вооруженным эффективными исследовательскими технологиями нового поколения, позволяющими выражать количественно, в цифрах чисто качественные характеристики.