***
Егор Петрович сидел в ординаторской за своим столом и пытался справиться с ворохом писанины. Он терпеть не мог этим заниматься, но деваться было некуда. Обхватив голову ладонями, он тяжело и обреченно вздохнул, глядя на стопку историй болезни перед собой. В дверь тихо постучали.
– Да, войдите! – крикнул Егор, не отрывая взгляд от бумаг.
– Здравствуйте. Я к Егору Петровичу.
Егор поднял глаза. На пороге стояла невысокая худенькая девушка, совсем юная, в потертых джинсах и клетчатой рубашке. На фоне бледности и худобы ее голубые глаза казались огромными, как северные озёра, но тревога, как рябь на водной глади, гасила их интенсивную голубизну.
– Здравствуйте, проходите! – ответил он, указывая на стул возле своего стола.
Маргарита села, доставая из сумки медицинские документы. К ее удивлению, Егор Петрович оказался молодым, лет 30-ти с небольшим, а она ожидала увидеть маститого седовласого Айболита. Большой, с крупной головой и широкими ладонями, с выпуклым умным лбом и добрыми карими глазами, доктор напомнил ей добродушного великана – ньюфаундленда. Егор углубился в изучение данных ее обследования, а Маргарита наблюдала, как хмурятся темные брови над карими глазами, как над переносицей собираются поперечные морщинки… Плохой знак, обреченно подумала она и вздохнула.
– Где же ты эту дрянь подхватила, Маргарита? – спросил доктор, не заморачиваясь вежливым обращением к пациентке. Но Маргарита почему-то сразу вспомнила старшего брата, Никиту. Он, когда был жив, тоже обращался к ней с такой осуждающе – доверительной интонацией, когда хотел за что-то пожурить сестру. – Наркотики?
– Да, доктор. Но это все в прошлом! – поторопилась убедить его Маргарита, – Я уже год как завязала. У меня ведь ребенок есть. Маленький. Ему три месяца.
– Понятно… Это хорошо, что завязала. Давай ка, я послушаю твое сердце! – и достал из верхнего ящика стола такую же трубочку, какой слушала Маргариту доктор в поликлинике.
То, что он услышал, напоминало звук духовой трубы в руках неумелого трубача. Как будто в вагоне поезда под ритмичный стук колес один из пассажиров пытался репетировать пьесу для трубы с оркестром, но кроме дующе-скрипящего монотонного звука ничего не мог извлечь из музыкального инструмента. Ничего хорошего этот неприятный звук не сулил Маргарите.
– Так, Маргарита, пойдем, я отведу тебя в кабинет УЗИ, посмотрим твое сердце ультразвуком, – сказал Егор Петрович, закончив слушать, и повел ее из ординаторской.
Егор Петрович еще долго водил ее по больничным коридорам то на повторные обследования, то на консультации к другим врачам. Ее снова слушали, кивали головами, обмениваясь сложными и непонятными терминами, а выражения их лиц вселяли в сердце Маргариты все большую тревогу.
– Замучили мы тебя? – в конце концов сочувственно, с теплотой в голосе, поинтересовался Егор Петрович совсем по-дружески, как будто был родственником или соседом.
– Да ничего. Я терпеливая. И какой же мой приговор?
– Ну, зачем уж так-то, приговор?! Не приговор, а диагноз. Диагноз подтвердился. Надо делать операцию.
– Какую операцию?
– Клапан в сердце надо протезировать.
– А без операции нельзя? – Маргарита подняла на врача испуганные глаза, но он отрицательно покачал головой, погасив последний проблеск надежды.
– Ты посиди пока здесь, у кабинета, а я схожу к главному врачу, поговорю на счет операции.
Егор Петрович быстрым шагом ушел по коридору, а Маргарита осталась сидеть на жестком стуле, бессмысленно комкая в руках носовой платок.
