Мне всё равно...
Смотрю на диван. Ощущения снова накатывает яркими вспышками. Со стоном сокращаюсь.
Мне надо срочно смыть это всё с себя. Я пахну сексом! Вся эта комната пахнет сексом и «Эгоистом». От этого запаха кружится голова... Не болит. Кружится! Открываю окно, чтобы проветрить и отдышаться. Прикасаюсь пальцами к губам, сминая их. И тут же отдёргиваю! Потому что мои пальцы явно пытаются воспроизвести этот головокружительный поцелуй. Он словно мой первый. От незнакомого вкуса его губ... Мужского... Не одинаково мятного, как всегда у Бориса... а... настоящего, живого... Тело опять бесконтрольно выгибается от накатывающих ощущений! Он же засунул в мой рот язык!!! Борис никогда не делает так...
Провожу рукой по бедру. Вся скользкая и мокрая. Душ! Срочно!
Мне кажется, я никогда не смою с себя это всё... У меня на лбу будет написано! Что я падшая женщина, не контролирующая себя кошка, что я изменила своему мужу...
Застыв у окна, кладу свой горящий лоб на стекло. Слышу звук двигателя машины Бориса.
В душ я не успела! Как смотреть теперь ему в глаза?? Он же явно спросит об этом массаже. Он зациклен на своих подарках. И всегда дотошно требует, чтобы я их правильно носила, демонстрировала и использовала как можно чаще. Иначе – это неуважение к нему. Спросит и про массаж.
Истерично пытаюсь найти объяснение, почему я прогнала массажиста, и он вернул деньги – так, чтобы объехать произошедшее. Правду я сказать не могу! Вдруг муж решит потребовать объяснений или ещё что-то... А этот Стеф... С него станется ляпнуть что-нибудь компрометирующее обо мне!
Наговорил мне тут гадостей. А таким милым показался вначале. С мужчинами всегда так!
Я тоже, конечно... наговорила.
Так что сказать Борису? Не нахожу ни одного приличного оправдания. И решаю, что придумаю потом. А сейчас умолчу, пока меня так трясёт.
Прячу деньги в карман халата. Открываю дверь.
– Илюшка...
Один.
– А где папа?
– Поехал по делам.
С облегчением выдыхаю, присаживаясь перед сыном.
– Ты почему плакал?
– Папа сказал, что я его позорю. А я упал...
Трёт коленку.
– Мне было больно. Я заплакал.
Борис не выносит, когда Илья плачет при людях.
Обнимаю, прижимая к себе.
– Это неправда. Ты чудесный мальчик. Я тобой очень горжусь.
– Даже если я плачу, как девочка?
– Мальчики тоже плачут, когда им больно.
– И папа? – поднимает на меня удивлённые глаза.
– Папа... – вздыхаю я.
Папа у нас терминатор.
– Я не хочу эти тренировки... Я хочу гулять. Можно нам в парк?
– Пирожок... сейчас придёт Катюша. И вы поедете на шахматы. А на обратном пути немного погуляете.
Усаживаю его за стол. Вяло ковыряет тефтели на пару.
– А у меня скоро день рождения? – тоскливо.
– Скоро.
– И что будет? Как у Влады?
– Мы пока ещё не решили, – поджимаю я губы, вспоминая тот злополучный шоколадный фонтан.– А как бы ты хотел его провести?
– Я хочу в парк аттракционов. Только с тобой. И чтобы мы катались везде-везде! А папе не сказали!
Борис запретил нам аттракционы. Необоснованная угроза жизни с его точки зрения. И отказывается идти на любые компромиссы. А хоккей с его травмоопасностью – обоснованная! И всего лишь здоровью, а не жизни. А здоровье у нас застраховано на крупные суммы. Поэтому с его точки зрения – поправимо!
И внутри меня опять начинает зреть возмущение.
Но сегодня я не готова бодаться с ним. Чувствую себя виноватой... Какой бы он ни был, он никогда не изменял мне и не давал повода беспокоиться о чистоте нашего семейного ложа.
