Антон посмотрел на друга озадаченно и осторожно поставил на журнальный столик бутылку вина.
– По-моему, ты придаешь пересудам слишком большое значение. Общественное мнение – это такая сволочная вещь, скажу я тебе! Все, что в твоей жизни появляется хорошего, оно тотчас обгадит.
Из спальни, задрав хвост трубой, вышел Ганимед Ванильный Дым и проследовал к гостю. Потерся о его штаны, оставив на них несколько шерстинок, потом немного подумал и повалился на бок.
– Видели его? – спросил Грушин с негодованием. – Развалился, ваше величество. Кто гостей кусает? Гад.
– Да ладно тебе, – заступился за кота Антон.
– Может, он мне всю жизнь сломал, – сказал Грушин.
Прозвучало это, впрочем, совершенно неубедительно. Кот широко зевнул, показав сахарные клыки, и сладко потянулся.
– Давай выпьем благородного чилийского вина! – предложил Антон. – Хотя, вижу, ты уже пил коньяк. Тогда я сам выпью благородного чилийского…
Он не успел договорить, потому что в дверь позвонили.
– Если вернулась Элина, я спрячусь в шкафу, – тотчас пообещал добрый друг. Посмотрел на шкаф, немного подумал и уточнил: – Нет, я просто уйду. Как будто очень тороплюсь к пациенту.
Кот, заслышав звонок, ничуть не обеспокоился. А зря. Потому что, как только Грушин открыл дверь, вместе со сквозняком в квартиру ворвался сначала женский голос, а вслед за ним энергичное существо трех лет от роду, которое бурей пронеслось по коридору, влетело в комнату, мигом оценило обстановку и животом кинулось на кота.
Кот вывернулся буквально в последнюю секунду и брызнул вон из комнаты, издав задушенный крик. Существо встало на ноги и протянуло маленькую жадную длань к бокалу с вином.
– Эй, полегче, дружок! – воскликнул Антон и схватил бокал первым. Часть вина выплеснулась и закапала его светлые штаны. – Ну вот, испортил дядю. Как тебя зовут?
– Мася.
– Мася? Это Маша, что ли? Выходит, ты девочка? – удивился Антон.
Ребенок был белокур и кучеряв, словно Амур, с ангельским ротиком и шкодливыми глазами.
– Или Мася – это твое прозвище? – продолжал допытываться Антон.
Его собственных близнецов, Тимку и Риммку, до сознательного возраста дорастила теща, и он не слишком хорошо умел обращаться с такими маленькими детьми. На ребенке был джинсовый комбинезон, и Антон подумал, что стиль унисекс добрался и до младенцев.
Тем временем в коридоре шел бурный обмен охами, ахами и поцелуями.
– Это моя двоюродная племянница приехала! – радостно сообщил Грушин, входя в комнату и сияя лицом. – Прошу любить и жаловать – Лена. А это – ее дочка Маша. А это, девочки, мой друг Антон.
Рядом с Грушиным возникла женщина лет тридцати. У нее было ясное и открытое лицо человека, который ждет от жизни приключений, неожиданностей, чудес, даже неприятностей, но только не ударов под дых. Такие люди обычно морозоустойчивы и добры. Лена оказалась еще и необычайно женственной. В незатейливом сарафане, со светлыми волосами, собранными в маленький «хвостик», она казалась воплощением свежести и грации.
Антон Русак стоял возле дивана в полный рост, смотрел на двоюродную племянницу Грушина затуманенным взором и чувствовал, что его сердце щемит от ужаса и восторга. Непонятно, почему он ощущал восторг и ужас, но тем не менее это было именно так.
– Очень приятно познакомиться. Господи, Маша! – воскликнула Лена и всплеснула руками.
Маша лежала под журнальным столом и собирала в рот крошки от печенья заодно с мелким мусором. Ганимед Ванильный Дым залег на пороге спальни и внимательно наблюдал за ее манипуляциями. Антон наклонился и одним махом вытащил девчонку из-под стола.
