– Я не знала, что у вас есть еще один старший брат.
– Есть. Он плод любовной связи моей матери с… кем-то еще до брака с герцогом Трентом. Она так и не призналась с кем.
– И какой он?
– Сэм… – Люк нахмурился. А как описать Сэма? Спокойный и упрямый. Его темные глаза видят все, но при этом он редко снисходит до того, чтобы высказать свое мнение, и это здорово выводит из себя. Молчаливый. Он много страдал. Сомневаюсь, что ему доставляло большое удовольствие расти в доме, где все знают, что он бастард. Герцог просто игнорировал его.
Герцог игнорировал Сэма, но ненавидел ли он его так же, как Люка? Люк так не думал.
Эмма вздрогнула.
– Похоже, что ему и вправду пришлось трудно. Просто ужасно.
– Конечно, – согласился Люк. – Но когда он вырос, легче не стало. Он служил лейтенантом в армии, несколько лет назад во время сражения его ранили и он едва не умер. Был дважды женат, но потерял обеих жен – первую при родах вместе с новорожденным сыном, а вторую на поле боя на континенте.
Эмма плотнее закуталась в плащ, посмотрела на него прозрачными глазами.
– О, это ужасно. Несчастный.
Люк кивнул. Брат никогда не напрашивался на жалость, и Люк никогда ее не выказывал, и все-таки внутри у него все горело, стоило подумать о том, сколько пришлось пережить Сэму. Они некоторое время ехали молча, затем Эмма спросила:
– А остальные? Ваша сестра?
– Эзме.
– Сколько ей?
– Девятнадцать.
– Какая она?
– Тихая.
Люк внезапно понял, что его ответы состоят из одного слова. Разговора о семье вполне хватило, чтобы сердце его сжалось в камень. Стало трудно выдавливать из себя хотя бы односложные ответы. Но все же Эмма заслуживает большего. Он набрал в грудь побольше воздуха и сказал:
– Эзме тихая. Она не очень любит многолюдное общество, но моя мать и Трент словно получают удовольствие, то и дело ставя ее в неловкое положение в свете. Она все время записывает что-то в свой дневник. Подозреваю, только этим страницам известны ее настоящие мысли.
– Наверное, сложно расти в окружении пятерых старших братьев.
Люк усмехнулся.
– Наверное. И от необузданной матери тоже мало помощи.
Они повернули на Брод-стрит, и Люк наконец-то остановил лошадей перед гостиницей «Корона и единорог», радуясь, что это избавило его от дальнейших расспросов.
В гостинице Люк попросил комнату и повел Эмму наверх. Следом двое слуг несли их багаж.
– Кого я вижу?! Уж не моего ли доброго друга Хокинза?! – послышался голос с верхней площадки.
Люк посмотрел наверх и увидел Руперта Смоллшоу, одного из своих лондонских приятелей-кутил.
Мысленно чертыхнувшись, он изобразил на лице улыбку.
– Смолл, какая неожиданность.
Смолл возвел глаза к потолку:
– Еще бы! Богом забытое место, правда? В середине полной пустоты!
Смолл был истинным сыном города. Он терпеть не мог уезжать из Лондона, где так просто найти любые удовольствия – без разврата он и дня прожить не мог.
Люк поднялся на верхнюю площадку второго этажа, остро ощущая, что Эмма стоит у него за спиной.
Ему казалось, что мозги вскипели. Он никак не мог придумать пристойную причину, по которой оказался тут вместе с Эммой, да еще направляется в одну с ней комнату. Нет никакой возможности избежать объяснения, не затронув ее репутацию.
– Что ты делаешь так далеко от Лондона? – спросил он Смолла, продолжая бешено искать объяснение. Подняться наверх без пристойной причины! Его захлестывала паника, жаркая, кипящая.
