Нет более опасного оружия, чем искусство воспоминания.
История должна быть злопамятной.
Каждый мошенник рассчитывает на плохую память того, кто должен быть обманут.
На съезде младотурок в 1910 году один из лидеров партии доктор Назым, перечисляя выгодные и невыгодные для Турции стороны планируемого геноцида, отмечает: «Безусловно после армянской резни повсюду распространится волна протеста и негодования и моральный авторитет Турции сильно пострадает…». И тут же спешит успокоить своих единомышленников: «Однако не следует забывать, что это будет временным явлением, и вскоре все будет предано забвению…».
Не на ту же забывчивость рассчитывал спустя 25 лет после армянской резни и другой палач – Адольф Гитлер, напутствуя своих эсэсовцев перед вторжением в Польшу: «Безжалостно уничтожайте мужчин, женщин и детей, главное быстрота и жестокость. Скоро всё забудется. Кто помнит сегодня о резне армян?».
Об одном прошу тех, кто переживет это время: не забудьте! Не забудьте ни добрых, ни злых. Терпеливо собирайте свидетельства тех, кто пал за себя и за вас. Придет день, когда настоящее станет прошедшим, когда будут говорить о великом времени и безымянных героях, творивших историю. Я хотел бы, чтобы все знали, что не было безымянных героев, что были люди, которые имели свое имя, свой облик, свои чаяния и надежды, и поэтому муки самого незаметного из них были не меньше, чем муки того, кто войдет в историю. Пусть же павшие в бою будут всегда близки к вам как друзья, как родные, как вы сами.
Нечто страшное постепенно доходит до нашего сознания, это – что зло может оставаться совсем безнаказанным и новая ликующая жизнь может вырастать на трупах замученных людей и созданной ими культуры – без памяти о них.
Михаил Пришвин. – 24 января 1930 г.
Я бы не казнил даже самых главных, тех – в Нюрнберге. Чтобы ни у кого не возникало иллюзий, будто за то, что они сделали, можно чем-то расплатиться. Особенно такими медяками, как их ничтожные жизни. Я хочу, чтобы не могло возникнуть даже мысли, что мука и гибель стольких людей как-то могут быть отомщены. Что можно считать вопрос закрытым и жить дальше. Я хочу, чтобы он вечно оставался открытым. А для этого наша боль должна вечно оставаться неотомщенной, не для того, чтобы вечно ненавидеть, а для того, чтобы вечно помнить.
Александр Мейлахс. – 2005 г.
В первых числах декабря 1941 года тяжело больного старика (Семена Дубнова; 1860—1941, ученого-гуманиста, историка. – И.К.) вывели на расстрел. Двигаясь в колонне смертников, он из последних сил шептал запекшимися губами: «Люди, не забывайте, люди, записывайте, люди, рассказывайте!».
Глава 7.2. Пещерные мифы двадцатого века
Я устал от двадцатого века,
От его окровавленных рек,
И не надо мне прав человека,
Я давно уже не человек.
Игорь Соколов
Изошла из мира милость,
Вечность временем покрылась,
Исчерствел духовный хлеб.
Все погромней, все пещерней
Время крови, время черни, —
Брезжит свет, да кто не слеп?
Борис Чичибабин
Мы вышли из пещер, но пещера еще не вышла из нас.
В двадцатом веке, в величайшем столетии техники, люди научились изготовлять мифы так же надёжно и с такой же целью, что и пулемёты или бомбардировщики. Появились искуснейшие специалисты этого дела, мастера творчества. В этом отношении миф расы или миф крови может быть более страшным, чем любой сверхтанк или сверхпушка. Они поражали человеческий мозг и подчиняли себе человека целиком, без остатка. Не состояла ли в том и моя личная трагедия?
