– А что?
– Да так, ничего.
– К чему ты это сказал-то?
– К тому, что я бы на тебе и сейчас женился.
– А давай. – Она выдержала его взгляд. – Я согласна.
– Давай.
– Не возьмешь, – задумчиво произнесла она. – Я-то пойду, да ты не возьмешь. Вот и считай, что мы с тобой теперь расквитались.
– Возьму, – сказал он. – Хоть сегодня.
– Сегодня-то возьмешь, – усмехнулась она. – На ночь возьмешь, а завтра выгонишь. Не знаю я, что ли? Нет уж, не перепадет тебе.
– Смотри-ка, какая ты!
– А вот такая. Какая есть, такая и есть. Пьяная я, – прикрывая глаза, сказала она. – Пьяная-пьяная. Видел бы меня сейчас Иван, уж он бы мне за-да-ал.
– Чего это ты все Иван да Иван? Ивана теперь не воротишь, а легче тебе от этого не станет.
– И правда, чего это я все Иван да Иван? Ты не сердись на меня.
– Да дело не в этом, – с досадой ответил он.
– Я какая-то ненормальная стала. То кажется, все хорошо, все ладно, а то вдруг вспомню про судьбу свою, и плачу и плачу. Проплачусь – опять все хорошо. Живу, будто меня через день в воду окунают, а через день выставляют на солнышко сушиться. А теперь думаю: жизнь моя прошла, плохо ли, хорошо ли, а прошла, и ждать больше особенно нечего. Раньше было страшно о таком подумать, а теперь ничего, привыкаю, привыкла уж, считай. Так-то лучше. Хвастаться мне в своей жизни нечем, а жаловаться тоже не хочу и мачехой называть ее не стану. Что было – все мое.
– А если бы ты вышла за меня? – все-таки спросил он.
Она замерла, словно прислушиваясь к себе, неопределенно пожала плечами.
– Не знаю, Николай. Не могу загадывать. Ты вот живой, здоровый. – Она протянула руку и дотянулась до его плеча. – Ничего не знаю, Коля. Наверно, мы с тобой бы так и жили. Зачем теперь об этом говорить?
– Ты хоть вспоминала меня?
– Я все больше Ивана вспоминала. Ты не сердись, он муж мне. Может, теперь буду вспоминать, после сегодняшнего.
– Тут пока нечего и вспоминать.
– Как же! Я ведь рада, что встретила тебя. Не чужие.
– Когда-то обнимались по задворкам, – сказал он.
– Было. – Она смутилась, но вспоминать об этом ей, видно, было приятно. – Что было, то было. Не один раз до петухов простаивали. А утром…
Она умолкла. Дверь неожиданно открылась, в нее просунулась чья-то голова, что-то пролепетала и так же неожиданно исчезла.
– Вот заполошный, – засмеялась Анна.
– Эти заполошные мне надоели, – сказал Николай. – Утром один чуть свет в дверь забарабанил, я открываю, а он: «Извините, ошибся». Не смотрят и лезут.
Он снова налил.
– Давай еще по одной, тут уж немного осталось.
– Ну, мы с тобой за-гу-ля-ли. – Анна взяла стакан обеими руками и потянулась чокаться. – Прямо дым коромыслом.
– Нам с тобой можно. Мы с тобой полжизни не видались, теперь нам все можно.
– Полжизни не видались, – повторила она, удивляясь. – Надо же! И все-таки встретились. И ты меня первый узнал. Запомнил все-таки, а?
– Эх, Нюрка, Нюрка!
– Ну, чего Нюрка? – с вызовом спросила она.
– Хорошая ты баба.
– А чего во мне хорошего? Баба как баба. Таких много.
– А может, ты мне одна такая нужна?
– Как же – нужна стала! – Она хохотнула и погрозила ему пальцем. – Я пьяная-то пьяная, да все равно еще не опьянела. Не мылься – мыться не будешь.
– Вот как?
– Ага, вот так.
Он поднялся и закрыл изнутри дверь на ключ.
– Зачем закрылся? – спокойно спросила она.
– Чтобы зря не лезли все подряд. Надоели.
– Хитри, хитри. Ишь, гусь.
Он подошел, обнял сзади за плечи. Она обернулась.
