Он рассказывал, рассказывал, а потом почему-то спросил у меня:
– У тебя отец по званию кто был?
– Сержант, – ответил я, вскочив. Я сказал не «сержант», а «сел-жант», потому что «р» у меня не получалась.
– Ты не умеешь выговаривать букву «ры»? – засмеялся капитан. – Милый, тебя на фронт ни за какие пряники не возьмут.
Я замер. На фронт я не собирался, но одно дело, когда не собираешься, и другое – если тебя туда и не возьмут.
– Нет-нет, не возьмут, – продолжал капитан. – Ты сам рассуди: что решает успех боя и в конечном счете успех войны? Наступление – правильно?
Я кивнул.
– А что решает успех наступления, успех атаки? Многое, но прежде всего в самом начале атаки наш боевой клич, по которому русского человека знают и боятся во всем мире. Допустим, мне надо поднять своих солдат в атаку. Я поднимаюсь, устремляюсь вперед на врага и кричу… Что я кричу?
– Ура! – догадался я, но у меня получилось не «ура», а «уа».
– Ура!
– Петя, Петя! – учительница попыталась остановить капитана, но он не стал ее даже и слушать.
– Ура! – еще раз закричал он и, вдруг смолкнув, обвел нас бешеным взглядом. – И что мне на это отвечают мои молодцы, ваши отцы и старшие братья?
– Ура! – закричали ребята, прыгая через парты и набрасываясь друг на друга.
Мы с Димкой молчали. Капитан подошел к нам и, запыхавшись, сказал мне:
– Тренироваться надо. Будешь тренироваться – получится.
– Петя, перестань! – крикнула учительница.
– Все-все, я устал, я ухожу. – Капитан направился к двери. – Атака закончена, враг разбит. Молодцы, ребята!
– Ура! – еще раз прокричало несколько голосов.
Когда урок кончился, мы с Димкой пошли в нашу землянку.
– Ты не обращай внимания, – сказал Димка.
– Ян так не обращаю. Дурак он.
– Ясно, дурак, – согласился Димка.
– Слушай, Димка, а пойдем сейчас к нему и скажем: «Ты не капитан, а дурак».
Димка промолчал.
– Пойдем, Димка! Ничего он нам не сделает.
– Не надо, – сказал Димка. – Он еще обидится и не пойдет больше на фронт. Пусть идет – может, фашиста убьет. А война кончится, ему и без нас скажут, что он дурак.
– А если не скажут?
– Ну, что ты! Еще как скажут! Вот увидишь, после войны дуракам никакого житья не будет.
– А что с ними можно сделать? – спросил я.
– Не знаю, – сказал Димка. – Наверно, учиться заставят. После войны знаешь, как все будет?
– Как?
– Ну, как? – Димка замялся. – Войны не будет, – сказал потом он. – Вот так.
Через несколько дней первый класс у нас с Димкой закончился, а война все еще шла. Это был май 1944 года.
<1966>
Давно, очень давно Волков не ездил в общем вагоне, а тут пришлось. Это было время летнего пассажирского наводнения, и поезда, как волны, один за другим шли к дальним западным и восточным берегам, с шумом сшибаясь на вокзалах и каким-то чудом все же расходясь по сторонам. Волков прошел в последний вагон и стал проталкиваться среди ног и спин. Сесть было негде: всюду люди и узлы, и узлы походили на людей, а люди на узлы – те и другие двигались, толкались и искали свободное место. Волков встал у самого выхода из последнего купе и снял пиджак.
Духота в вагоне стояла невыносимая. Люди быстро вспотели и теперь пылали, словно костры, разожженные друг возле друга. Капли пота на их лицах сверкали, как искры, – казалось, вот-вот они затрещат, разлетаясь по сторонам, но в самый последний момент люди торопливо гасили их платками. Поезд уже должен был двинуться, но почему-то все стоял и стоял.
