Достигнув предела пути,
Я оглянулся, чтобы описать путешествие
Лицам, пославшим меня сюда.
Хоть в дороге мне снились иные сны,
Чем вам, оставшимся дома,
Хоть увидел я столько лиц,
Что я лица родных не вспомню –
Вид стены, преградившей мне путь
Вдохновляет меня на поэму.
Стена, как и положено старой стене
В романтических образах,
Может быть описана так:
Темная зелень плюща,
Взирающая на путешественника,
Трещины, давшие обиталище
Скорпионам, тарантулам, сороконожкам,
Яркая зелень берез,
Налипшая на глаза,
Золоченая маковка церкви,
Разрезающее солнце в движении к меридиану.
Но если воспользоваться иными словами,
Сочлененными в иной последовательности,
То как вы назовете эту преграду
На пути к истоку всех времен?
Сюда уперлись все призрачные тропинки,
Прорубленные лунным светом
Для лунатиков, бредущих с высоко поднятыми
руками,
Для несчастных, опустивших руки.
Здесь прохладно и приятно,
И есть родник, необходимый для жизни,
Но нет движения вперед,
Хотя по смеху детей мне понятно,
Что и по ту сторону стены есть жизнь.
Познав измену раньше, чем женщину,
И женщину раньше, чем любовь,
Я теперь познаю окончание жизни
Раньше, чем смерть.
Потому что, как ни приятно будет
Существование возле стены,
Оно не продвинет меня ни на йоту дальше.
Радует лишь сознание того,
Что ни один,
Ни один из попутчиков
Не перейдет на другую сторону Старой Стены.
В одни времена стена – лишь препятствие,
По преодолении которого
Новое солнце восходит –
Барьер революции образа жизни и мыслей.
Но время от времени в ходе веков
Стена становится неодолимой.
Это время, когда эмаль листвы
На воде прудов
Знаменует конец старой жизни,
Но новой еще не видно
За выпавшим снегом.
Для пальцев слабых остекленела поверхность
Стены.
И мысли погрузятся в оцепенение беременности
У Старой Стены.
И дети, играя, полезут за стену,
Как в сад
Соседский.
Поэтому жду терпеливо детей я.
