…Ковальский не спеша спустился со второго этажа в операторную. Знал: на вахте его «родная» смена «Б». То, что увидел, поразило: все вместе со старшим аппаратчиком Румянцевым метались у щитов управления.
– Что случилось?! – громко выкрикнул Ковальский.
– Давление пара на входе в цех упало от 95 атмосфер до 60. Продолжает снижаться, – отозвался Румянцев.
«Но ведь сейчас из тройников, где смешиваются этилен и пар, газ пойдёт в паропровод. Давление пара станет ниже, чем этилена, и…»
– Почему нет пара?! – прокричал в диспетчерскую трубку Александр.
– Саш, не могу от диспетчера ТЭЦ ничего добиться, – ответил стоявший на дежурстве Суслов.
– Тогда остановлю цех. Расход пара снизился наполовину!
– Подожди…
– Некогда. А вы почему не начали останов? – бросил он Румянцеву. – Можем опоздать!
– Начальник смены вышел на установку. По инструкции положено после того, как скажет «добро» старший диспетчер, а он тянет!
– Я даю «добро»! Бежим отключать реакторы! Будьте в операторной! – громко крикнул Ковальский жавшимся к щитам женщинам. – Их не стоит брать – тут целее будут, – выкрикнул он Николаю.
Надо было закрыть у пяти работающих на шестом этаже реакторов по одной задвижке, чтобы предотвратить попадание в пар этилена. После на втором этаже – открыть пять задвижек для сброса этилена в атмосферу.
«Если мы и добежим до шестого, то всё равно прекратить подачу пара – один шанс из десяти», – эта догадка обожгла Александра на четвёртом этаже. Но остановиться не мог. Рослый Румянцев мчался впереди. «Понимает ли, что мы почти обречены?»
Они сделали на шестом этаже всё, что нужно. Под резкий рёв пара бросились назад, на второй.
«Почему не взлетели? – мелькала мысль. – Ведь, когда открыли сброс пара в атмосферу, пахло этиленом, в трубе уже был газ». Ковальский не понимал до конца, что происходит.
Когда открыли на втором этаже три задвижки, метрах в двадцати от них взорвалась ёмкость конденсата водяного пара.
– Ничего не соображаю! – закричал Румянцев. – Вода взрывается!
– Крути давай!
Следующая задвижка подалась легко, а последняя… Ржавый шток не давал штурвалу оборотов.
Всего на две нитки резьбы подался он в руках Румянцева, когда начал взрываться паропровод, идущий с теплоэлектроцентрали, угрюмый силуэт которой с высоченными трубами маячил в двух километрах от цеха. На эстакаде последовательно поднялись облака сизого, словно в военных кинофильмах, дыма.
Не сговариваясь, оба посмотрели на тридцатиметровой высоты краснокирпичную махину цеха. Глянули в глаза друг другу. Ковальский понял: пока не даст команду, Румянцева от штурвала не оторвать. За ним, за Ковальским, последнее слово.
Он бросил взгляд на злополучную задвижку – шток торчал уже на четверть.
– В операторную!
С неимоверной лёгкостью они пересекли по диагонали площадку этажерки.
С противоположной стороны в операторную вбежал начальник цеха Ганин. Громыхнул:
– Что ты наделал, Ковальский?! Остановил цех!
– Остановил, – трогая ушибленное правое плечо, устало согласился Ковальский. – Выбора не было.
– Но весь завод встал!
…На другой день Ковальский сидел в кабинете главного инженера. Оказалось, что на ТЭЦ аварийно упал уровень воды в котлах. Это привело к прекращению подачи пара. Персонал ТЭЦ не мог оперативно отреагировать. А цех, остановленный Ковальским, уцелел ещё и потому, что у обратного клапана на паропроводе не сработала пружина. Весь этилен, попадая в теплообменную аппаратуру и трубопровод, давая локальные взрывы, вылетал на тепловую станцию. Там даже щит управления в котельной загорелся.
