Он посмотрел чертежи на раскрытие, состояние оборудования. В ветреную и дождливую погоду на этажерках неуютно. Но и меньше опасности. Конечно, морозные и снежные зимы в Поволжье всё усложняли в разы, но можно кое-что предпринять.
Он знал, как часто возникают аварийные ситуации, способные уничтожить весь цех. А если нет стен – можно при взрыве лишиться только части оборудования и избежать человеческих жертв.
* * *
…На заводскую планёрку, которую вёл главный инженер, пригласили и делегацию, побывавшую в Грозном. Делились впечатлениями. Ковальский доложил об увиденном и закончил вполне конкретным предложением:
– Как работник, знающий опасность цеха изнутри, предлагаю, несмотря на наши климатические условия, в ближайший капитальный ремонт раскрыть цех. Не принимать мер нельзя…
– А мы принимаем. И вы – первый их активный исполнитель. Я имею в виду отсечную японскую арматуру, позволяющую нажатием одной кнопки за пятнадцать секунд остановить систему и затем вытравить газ в атмосферу, – уверенно проговорил главный.
– Да, – согласился Ковальский. – Но это не спасёт, если аппарат или трубопровод разорвутся в помещении…
– Ну, все страхи сразу в одну кучу. Довольно. Вот если будете тянуть с установкой арматуры, мы с вас спросим. Цех смонтирован по проекту согласно действующим нормам. Надо будет – раскроем. Садитесь. Спасибо.
«Деловито утопил серьёзнейшее предложение. Сам-то понимает, что делает?!» – возмущался про себя Александр.
Вернувшись в цех, Ковальский составил отчёт о командировке, где особо подчеркнул преимущества раскрытого цеха.
Подумав, тут же написал и служебную записку на имя директора завода.
«Немного строптиво выглядит, но мы с Румянцевым уже были в роли несостоявшихся по чистой случайности жертв взрыва. Иное мое поведение просто нелогично».
…Прошёл месяц. Он дважды, минуя главного инженера, пытался попасть к директору. Не смог. Что оставалось делать, как не поспешить с установкой отсечной пневматической арматуры?
И Николай Румянцев был ему в этом первый помощник. Ковальский вывел его работать днём и они вместе с контрольно-измерительной службой трудились с утра до вечера.
* * *
Как Альберт Исаевич наметил разговор, так и повёл его.
…Руфина расположилась за столом (он намеренно её посадил, зная, что будет непросто). Стоя у окна и глядя невидящими глазами на улицу, изложил всё по пунктам, методично и с расстановкой.
Он дал себе слово – только сухой, рациональный слог. Но под конец всё же не сдержался:
– Очень жалею, что, когда мы встретились, я был уже женат… Лишь при этих словах повернулся к ней лицом и увидел слёзы.
Он не решился подойти. Не знал, какие это слёзы. Что значат? И Руфина не подошла к нему. Только встала из-за стола и молчала. Его предложение оказалось полной неожиданностью. Он молча прошёл мимо неё и тихо прикрыл за собой дверь.
На другой день в той же комнате они, сидя за столом, тихо разговаривали.
* * *
После недельного отсутствия она появилась на кафедре и ответила Бахраху согласием.
Словно боясь, что уступит Ковальскому, сжигала за собой все мосты…
* * *
Запоздало получив от Руфины страшное письмо, Ковальский бросился на переговорный пункт. Не дозвонившись, рванулся в Москву.
…Александр нашёл её в институте. Встреча произошла на следующий день после того, как она дала согласие Бахраху на брак.
Говорили мало. Оба плакали. Руфина навзрыд. Он молча, давясь слезами и стыдясь своей слабости. Не было ни обвинений, ни упрёков. Была общая беда…
