Уже проснулась бабушка… Вышел Саша к чаю и закашлялся, как будто туберкулёзный. Слышно было Свете за стенкой, что бабушка поставила чайник и он кипел…
Часы идут медленно, но утро пришло. Светлана встала и вышла окунуться в свою обычную деревенскую жизнь: сначала по своему хозяйству – куры, корова с телёнком, а потом и на работу в полеводческую бригаду…
– — – — – — – — – — – — – —
Время за трудами проходит быстрее обычного. И не заметишь, как месяц пролетит. Начало лета выдалось сырое и холодное, деревья в саду были мокрые, всё в саду выглядело неприветливо, уныло, под тёмным с белыми просветами небом из черных тучек.
После ужина, вечерком любила Света посидеть в саду на лавочке со спинкой, которую изготовил Саша (спинку), под яблоней давно уже отцветшей. Она сидела, закрыв глаза, а Саша тихо ходил от яблони к яблоне по протоптанной им же «тропе» среди травы. Он всё говорил свою обычную «агитацию». Он любил свою «сестру» и желал ей хорошего будущего.
– Если бы ты поехала учиться. Поступила бы в институт… – говорил он. – Образование, важно сейчас в наше время. Нельзя же быть совсем «дремучей» деревенщиной… – и всё в том же духе продолжал он агитировать свою сестрёнку.
Он предлагал Свете поехать с ним и обещал помочь устроиться в городе. Сначала пожить в его общежитии, где комендантша и всё начальство были ему знакомы, и они сдавали комнаты приезжим рабочим (и девушкам) за меньшую плату, чем ежели снимать комнату у частников.
Поздно возвращаясь с работы из своего гаража МТС (машинотракторной станции) зашёл к ним во двор жених Андрей. Он нашёл их в саду с Сашей, беседующих. Агитация Сашина, который описывал красоты городской жизни достигла цели, и Свете ужу было жалко себя: «что пропадает молодость», что жизнь с фанатично-верующей «бабкой», даже телевизор считающей за дьявольское порождение – как жизнь «пещерного человека каменного века», (по Сашиным словам) и прочие эпитеты, довели жалость к себе юной и энергичной до слёз. Света уже хотела сказать Саше, что согласна поехать с ним в город, – но слёзы показались у неё в уголках глаз, она, вдруг, притихла, сжалась и вся ушла в себя.
В этом состоянии Андрей, жених и «как вроде» возлюбленный, подошёл и обнял её, вставшую ему навстречу.
– Дорогая, милая моя, прекрасная!.. – бормотал он, жадно целуя её лицо и руки, сжимая их в своих рабочих больших и мозолистых руках. Но от этих рук – грубых, с шершавой кожей, в трещинах на ладонях, родилось отвращение. Ей казалось, что это она уже давно слышала, очень давно, или читала в каком-то романе любовном, бальзаковском, в старом, в оборванном, давно уже заброшенном…, и это всё «прошлый век», – и слёзы потекли быстрыми каплями по её щекам.
Саша сразу же, как только увидел Андрея идущим к ним по двору, поспешил удалиться и давно скрылся в доме. Так что слёзы Светы Андрей мог отнести только к страстной любви её к нему: «соскучилась сильно» – подумал он. А она уже не знала – любит ли она этого «тракториста» с мозолистыми руками, пахнущими соляркой.
Света быстро простилась с женихом, и, чуть не бегом, быстрым шагом, пошла домой. «Женщины! Их не поймёшь! Может стесняется любви своей!» – подумал жених про себя.
– — – — – — – — – — – —
На следующий день, в воскресенье, в выходной, Андрей пригласил Свету посмотреть дом, который он купил на отцовские деньги и ремонтировал втайне от невесты для будущей жизни семьей, он не на шутку готовился к свадьбе – и дом был как подарок.
