До 20 лет, видимо, плюс. Закончил семь классов, затем техникум и поступил в МЭИ, как и мечтал…
До 30 – очередной плюс. Окончил институт, аспирантуру, подготовил к защите кандидатскую диссертацию. Назначили сначала начальником конструкторской бригады, затем – начальником отдела.
До 40 – затрудняюсь ставить плюс или минус. Жизнь протекала с переменным успехом. После отдела главного метролога возглавлял один из самых крупных и важных отделов завода – отдел главного конструктора. Женился по любви, но счастье продолжалось недолго. У нас не было детей, и жена считала меня виновником этого. А потому от меня сбежала. Правда, перед этим мы усыновили трёхлетнего мальчика из детдома…
До 50 лет – явный минус. На работе вроде бы всё хорошо. Однако не выполнил ни одной из своих задач: забросил работу над докторской диссертацией; меня не выдвинули на Государственную премию; приёмный ребёнок оказался умственно отсталым…
И наконец, до шестидесяти лет. На работе до последнего разговора с директором вроде бы всё шло нормально. Безответно влюбился в молодую женщину. Ребёнок – уже инвалид второй группы. Если бы не помощь моей сестры, совсем не знал бы, что с ним делать! Стало быть, по последнему этапу – тоже минус…
Общий вывод: жизнь, можно сказать, прошла мимо, а я есть не кто иной, как просто пожилой неудачник…»
Юрий Петрович подошёл к зеркалу и некоторое время внимательно изучал своё отражение, как будто увидел его впервые. Затем печально покачал головой и горестно вздохнул, после чего махнул рукой и начал закрывать свой кабинет…
Уже начали сгущаться сумерки, когда Виктор Парамонович с сыном уходили с кладбища.
– Да, похоронил я своего бывшего шефа и сам как бы осиротел, – задумчиво произнёс отец. – Ведь Юрий Петрович не только мне, но и тебе, Дима, успел в чём-то помочь. Не правда ли? Неугомонная была натура. И недели не прожил после проводов на пенсию.
– Руководитель он, действительно, был стоящий. Работу между сотрудниками распределял мастерски. Дирижёр, да и только! Но ведь и тебе, папа, и Копылову работать с ним было ой как нелегко?!
– Зато мы прошли его суровую школу и закалились. А будь он помягче, ещё не известно, что бы из нас вышло. Согласен со мной?
– Ну что ж, видимо, ты прав. Как там поёт Булат Окуджава? «Всё правильно, всё справедливо…»
– Мне часто, Дима, вспоминаются слова покойного: «В каждом деле при решении какой-то сложной задачи обязательно должен быть свой сумасшедший, в хорошем смысле этого слова, который не находил бы себе покоя, пока поставленная задача не будет решена. Если у такого фанатика что-то не клеится, то он не спит ночами; злится, когда его отвлекают от работы и готов вспылить по самому ничтожному поводу. Он предлагает целую кучу, на первый взгляд, бредовых идей – в надежде, что хоть одна из них окажется гениальной. Он рискует и терпит одну неудачу за другой, но это его распаляет ещё больше и призывает к новым действиям. И я считаю, что таких фанатов у меня в отделе как минимум двое: это ты, Виктор, и Копылов… Вы являетесь генераторами идей и сами же их реализуете, причём не раскисаете в случае неудачи. Другими словами, я – ваш дирижёр, а вы мои главные музыканты-исполнители. Остальные же сотрудники – только ваши ассистенты. Иногда блестящие по качеству исполнения, как, например, Романова, но всё-таки ассистенты. И не больше… Вспомни, когда не пошла наша система терморегулирования. Сроки горят, все в панике и не знают, что делать. Я вызвал тебя и Копылова. И сказал только, что если мы не пустим эту систему, то можно закрывать нашу лавочку… И мы все мобилизовались! Все переругались, ходили с воспалёнными от бессонницы глазами. Даже спали у меня в кабинете. Но всё же нашли выход, хотя от прежней схемы запуска установки почти ничего не осталось. А ещё через неделю, когда лихорадка прошла, оформили сразу три заявки на изобретения и на все, в итоге, получили положительные решения и Института патентной экспертизы. Вот это была настоящая работа!»
