Собрание сочинений в 15 томах. Том первый - страница 10
Учителя несём!
Крепкий всё-таки подавали в Махарадзе кофеёчек!
Товстика выгоняли из нашей школы.
Горячий на расправу директор Владимир Иванович Аронишидзе бессчётное число раз безжалостно выбрасывал его на улицу, и всякий раз, пока Василий Фёдорович «летел» со второго этажа, гордый и неприступный Владимир Иванович успевал спуститься по лестнице и принять незабвенного Василия Федоровича на любовно распахнутые мягкие ладошки. Не давал упасть на твёрдую всё-таки землю. Не давал ушибиться. И, извиняясь за несдержанность и бестактность, сдувая с дорогого Василия Фёдоровича пылинки, прилипшие к нему во время короткого экзотического полёта, ответственно и всерадостно нёс бесценного Василия Фёдоровича назад в школу. А иначе можно и пробросаться. Другие быстренько подберут. Хорошие математики на провинциальной уличке не валяются!
Василий Фёдорович и в самом деле был превосходный математик. Только бы ещё не измерял градус на крепость…
И был ещё у нас Андрей Александрович Еркомайшвили. По прозвищу Дыкий Хачапур. Всё пожирал голодными иллюминаторами сдобненьких старшеклассок. Он и женился на одной юной цесарке, когда та была всего-то в одиннадцатом классе.
Междометия и с десяток простеньких русских слов – вот и весь был его русский багаж.
Ho преподавал физику в русской школе!
По-русски ни бум-бум. Как же он нас учил? Оч оригинально. Наизусть отважно вызубривал весь текст, даже подписи к схемам и потом на уроке нам молотил слово в слово, ни слова сам не понимая.
Той же зубрёжки требовал и от нас.
Знай текст наизусть!
Слово в слово по учебнику надо было и отвечать.
Начнёшь ему отвечать, собьёшься, два слова поменяешь местами. Он теряет нить, кисло дёргает легендарным носом и мотает уже перед твоим носом свой мохнатый палец из стороны в сторону:
– Э-э-э, кацо!.. Урёк нэ знш.
И вскинутая рука с растопыренными двумя пальцами-клешнями приказывала сесть.
Ради проклятухи удочки[11] я наизусть зазубривал физику.
Но ненавидел её на всю пятёрку с плюсом.
Возражать ему, молодому кругляшу-короткомерке, было опасно.
Мелкорослый, плечистый, широкоскулый, косая чёлочка, взгляд борзой, внагляк… А ну кто что непотребное пикни этому разбузыке – под горячий случай безвозмездную оплеушку может физик одолжить. В-морду-тренинг[12] у него было в чести.
Дыкий всегда спешил. А потому и успел умереть молодым. Тут подмешалось и то, что пил очень культурно.
По воскресеньям он уезжал кутить с братилами-дружками подальше. В Батум. Чтоб в Махарадзе не видели его ни под мухой, ни под хмельком, ни подшофе, ни под градусом.
Не дай же Бог запятнать репутацию святого учителя!
В Батуме перекушал однажды дядя.
И в Махарадзе привезли труп.
Хорошо проспиртованный.
Моя мама, как и отец, была неграмотная. Но всё-таки одна подняла трёх сыновей.
Отец, Никифор Андреевич, какой ни будь "кулак", а Родину защищал отважисто. Стрелок сто двадцать четвёртой стрелковой бригады. Рядовой.
Был ранен в бою. Умер в госпитале от истощения.
Похоронен в Сочи. В братской могиле.
Осталась от отца одна золотая строчка с его Именем на Стене Памяти. Это в Сочи.
Зато на Родине, в Новой Криуше, я не нашёл Имени отца на памятной доске.
В 1958 году я окончил среднюю школу в городке Махарадзе.
Летом того же года наша семья переехала на родную воронежскую сторонушку. В поселок Каменку.
Здесь я кочегарил на маслозаводе, лепил в промкомбинате шлакоблоки.