Вязанка посмеивался, посмеивался да ка-ак ахнет во всё горло:
– Р-р-ревела э бур-р-ря, г-г-гро-ом гр-р-ремел,
Во мр-раке э м-м-молнии блиста-а-али-и-и…
– Кончай блистать, – толкаю его локтем в грудки. – Это у меня первый гром. А первый гром весною – признак наступающего тепла.
– Тепло нам не в беду. Только я знаю от тебя и другую примету: гром долго гремит – ненастье установится надолго.
Сказал он это, когда уже отсмеялся, сказал совсем серьёзно и в печали задержал на мне глаза.
– Не каркай, ворон чёрный.
А Вязанка и впрямь черней чёрта, перечернел на солнце, загорел так.
В молчании одолели проулка ещё два. Поглядывать поглядывали друг на дружку, а все так, без речей. Не тянулись больше его слова к моим словам.
Наконец я громко спросил:
– А ты есть хочешь?
На удивленье, он не расслышал:
– Чего?
– Ушки по утрам мой… Есть, говорю, хочешь?
– А кто не хочет? – заинтересовался Никола.
– А что будем?
– Что угоним.
– Ну-у… Я так не хочу.
– А как иначе, долговязик? Мандаринов тебе никто через забор не кинет. Моя правда.
– Правда, может, и твоя-то, а всё одно я…
– Заладил: не хочу да не хочу! Я-то что? Колхоз – дело доброволькое… Не хочешь, ну и не хочешь. Пустой курсак тебе судья! По мне, ешь тогда хоть плакаты о вкусной и здоровой пище. Да не забывай тщательно пережёвывать!
В городе впервые проводится неделя здоровой пищи. Вдоль и поперёк на улицах плакаты – как правильно питаться. Даже узнаешь, сколько калорий в одном кочане варёной кукурузы. Целый университет для голодного!
– Арматор,[15] – мягко взяв меня за локоть, вельможным тоном говорит Вязанка; театралить, выкобениваться он спец, – вы изволите пребывать на улице Молочной.
– Откуда вы взяли, почтенный наварх?[16] – ломаюсь и я под его марку, показываю, что и для меня небесследно прошло чтение «запрещённых» морских книжек его отца, старого морского волка.
– Извольте поднять взор. "Пей молоко – будешь прыгать высоко". Бесподобно! А вот… "Мы поздравляем каждый дом, где угощают не водкой, а молоком". Но мы благоразумно воздержимся от поздравления. Очень жаль, что угощение ограничивается домом. Что ж не начать угощать и на улице? Что ж хорошему делу не дают размаха, простора?
Вязанка с такой укоризной смотрит на меня, будто именно я во всем том и виноват.
А это уже прямо лекция. На ходу не прочтёшь. Надо остановиться, что мы и делаем.
Товарищи! Луковая рубашка не отход. Настой из неё может оказать лечебный эффект при гипертонической болезни и атеросклерозе. Он благотворно влияет на работу сердца, обладает мочегонным действием и способствует удалению из организма излишков натрия и хлоридов.
– Видал – излишки! Да не у нас… В балласте мы…
– Почтенный, вы правы. У меня нет слов.
– А у меня на те излишки нет финансов ни луковки. Ни копейки!
– А у кого они есть?
– У печатника Монетного двора, например!
– И то, может, покуда печатает.
– Мда-а…
Послышались звуки, будто пронёсся мимо по булыжной мостовой невидимый тяжёлый танк.
– Ого! – покосился я на Вязанку. – У тебя в желудке свадьба, а в моём нет даже и помолвки.
– И сам помолчи, не возникай. Надоело с голодухи тали травить!
Кольча насупил брови, руки в карманах.
На секунду он оживает, в голос читает новый плакат про "жиры – хорошие поставщики некоторых противосклеротических веществ". Читает и фыркает.
– А подумать если, – философствую я с завистью, – в крыловские времена Бог был куда добрей. Даже вороне не забывал послать сыру.
