Собрание старых и новых песен Японии - страница 5



, написанных «по высочайшему повелению», причем некоторые стихи были сложены по заказу и затем собственноручно запечатлены авторами на красочных складных ширмах во дворце как дополнение к пейзажным картинам.

Бесспорным поводом для сложения вака становились также всевозможные чествования и юбилеи. Такого рода стихи «к случаю» вошли в свиток «Песни-славословия». Правда, с точки зрения художественных достоинств эти стихи наименее интересны, но практика обмена поэтическими поздравлениями весьма способствовала популяризации вака.

Именно в эпоху «Кокинвакасю» окончательно закрепляется эстетическая основа японской поэзии, особое эстетическое мироощущение, которое в течение двенадцати веков будет доминировать в душе художника «высоких» жанров. Ощущение присутствия Абсолюта и изображение частностей как частей великого Целого, универсума всегда как бы ставит художника в зависимое положение от всего, что его окружает на земле. И в этом – кардинальное отличие взгляда японского поэта, художника от его западного собрата. Он не творец, не демиург – он лишь медиум мироздания, стремящийся найти предельно лаконичную форму для передачи уже существующей, воплощенной в природе прелести бытия. Оттого-то преобладает в японской поэзии элегическая тональность, и даже страстные порывы облекаются в форму печального раздумья. Ведь понять этот мир, выявить моно-но аварэ – это значит принять все жизненные невзгоды, пусть с сожалением, с грустью, но без напрасного протеста, как принимает их все живое на земле.

Сознавая себя частицей мироздания, японский поэт времен «Кокинвакасю» ни на минуту не может представить себя и свое творчество вне мира природы, вне знакомых с детства гор и вод, цветения вишен, птичьих песен. Его образному мышлению совершенно чужда метафизическая абстракция – общее место европейской средневековой поэзии. Ни единого отклонения от реалий окружающего мира мы не найдем в поэтике вака. Дарование же поэта сказывается в том, насколько глубоко сумел он увидеть свое «Ego» сквозь призму явлений природы, насколько тонко сумел передать в скрытой ли метафоре, в неожиданном ли сравнении великое таинство жизни, суть бесконечных метаморфоз, через которые всем суждено пройти.

Под дождем я промок,
но сорвал цветущую ветку,
памятуя о том,
что весна окончится скоро,
что цветенье недолговечно…
(Аривара-но Нарихира, № 133)

Поэзия вака всегда конкретна, но вместе с тем и всегда дискретна. Чаще всего она находится вне исторического времени, лишена всяких конкретных исторических примет. Локализовать такое стихотворение во времени и пространстве помогают порой лишь названия-интродукции, поясняющие обстоятельства, при которых пятистишие было сложено. Танка же живет своей жизнью, как бы обращенная в вечность, ко всем и ни к кому, – заключенное в нескольких слогах впечатление момента.

Со времен «Манъёсю» начала, а ко времени «Кокинвакасю» фактически закончила формироваться лексико-образная база классической вака. Произошло окончательное разграничение на «поэтические» и «непоэтические» темы, слова, образы, грамматические обороты. Даже начинающий поэт заведомо не мог допустить погрешности против правил «хорошего тона» в поэзии – соблюдать установленные правила игры обязан был каждый. Поскольку правила были жестко канонизированы, предполагалось, что научить элементам стихосложения (как и музыки, рисования) можно любого человека. И действительно, умение объясняться на языке поэзии стало для хэйанского аристократа столь же необходимым, как для русских дворян XIX века – умение объясняться по-французски.