ТУЗОВ К сожалению, ослеп. Совсем не видит.
Настя заходится в рыданиях, закрывает ладонями лицо, убегает в дом.
МАСЛОВ (Тузову.) Уж больно отца любила, голубка. Как бы умом не тронулась.
МАРИЯ Он ей свистки вырезал. Любил больше жизни.
ТУЗОВ Созрела она, Маша.
МАРИЯ Вижу.
МАСЛОВ Как бы умом не тронулась. На безрыбье-то.
ТУЗОВ (Марии.) А что? Отправь ее в город. Учиться ей надо.
МАРИЯ В город?
ТУЗОВ В город.
МАРИЯ На растерзание?
ТУЗОВ Не обязательно.
МАСЛОВ Обязательно.
МАРИЯ В город не пущу.
ТУЗОВ Ну, как знаешь.
Пауза.
МАСЛОВ Я в тот приезд обратил внимание, он, Геблер этот, штаны все время подтягивал. Сосредоточенный, трезвый, а штаны сползают.
СЕДОВ Судя по всему, негодяй.
ТУЗОВ Похоже на то. Во всяком случае, вид болезненный.
Пауза. Седов подходит к столу, наполняет стакан, выпивает, возвращается в кресло.
МАСЛОВ (В изумлении.) Глазам своим не верю. Какой-то парадокс, Виктор, получается.
СЕДОВ В тюрьму не вернусь.
ЖИВИЦА (Седову.) Ах, так значит, ты все же сидел? А заливал, что гармонист.
СЕДОВ Дура ты, Лариска.
ЖИВИЦА Выходит, брехал по пьянке. Зачем?.. Страсти, говорил, обуяли. Зачем?
СЕДОВ Ничего я такого не говорил. Этакие пошлости мне не свойственны.
ЖИВИЦА Чтобы попользовать и бросить?.. На свидания в шарфе мохеровом приходил, в кожаном пальто. Зачем наряжался? Просто так?.. Помады дарил, монпансье угощал, шампанским потчевал. Игрался?
СЕДОВ Не имею такой привычки.
ЖИВИЦА Зачем страстям изменил?.. Ты, Витя, имей в виду, ты уже не молод Витя. Потапыч призадумался, и ты призадумайся. Пора… С таким образом жизни до дома престарелых недолго… Это если на мыло не пустят. Сейчас времена такие. Молодые матереют. Рынок, всё такое. И шарф мохеровый не спасет. Нынче мыло в цене.
СЕДОВ Оставь меня в покое. Сосредотачиваться мешаешь.
ЖИВИЦА А ты сосредотачиваешься?
СЕДОВ Именно. В таком деле тишина нужна. Покой.
ЖИВИЦА Ах, вот оно что! Покоя захотелось? Да только покой, Седов, не всегда покой. Не думай, за книжкой от жизни не спрячешься. Жизнь, Витя, она и в мечтах достанет. Сердце без любви задыхается, пламенный мотор. Рухнешь со своих заоблачных высот-то. Думаешь, спланируешь? Нет, Витя, ты – не Можайский. Ты уже старенький старичок. Повидала я тех старичков-то в Озерках. Ветошь. Без бульончика кукуют. А я-то, Витя, такой бульончик готовлю – пальчики оближешь… Хотелось бы тебе, Седов, моего бульончика откушать? Только честно. Попробуй хоть раз в жизни не соврать?
СЕДОВ Честно?
ЖИВИЦА А попытайся.
СЕДОВ Если честно, я воспринимаю ваши речи, Лариса Антоновна, как автоматизм. Ни больше и не меньше. Явно выраженная заданная гендерная программа, по сути, чрезвычайно примитивная, являющаяся для подсознания скорее обузой, нежели мотивом, к сожалению, руководит вами всецело. Вы – Лариса Антоновна – функция. Пародия на лисицу. Но лисицы – умные, а вы, Лариса Антоновна, к сожалению, дурра! Потому пропускаю ваши речи мимо ушей, ибо не вижу в них особенного смысла.
ЖИВИЦА Уголовник!
СЕДОВ Тюрьма – иносказание.
ЖИВИЦА Уголовник! (Плачет.)
Пауза.
ТУЗОВ (Живице.) Ты, Лариса, на него не сердись. Он не виноват. Точнее так, не совсем виноват.
ЖИВИЦА Кто же виноват?
ТУЗОВ Не кто, а что… Информационное поле. Кванты… Себе не принадлежим. В особенности мужчины… Женщины тоже, но – в меньшей степени… Вот мы сейчас, Лариса, к примеру, сидим здесь, разговариваем, а тем временем война с Наполеоном идет. Мы этого не видим, так как к времени привязаны, а информационное поле пределов не имеет. (Вздыхает.) Ничего, научимся и мы пределы преодолевать. Первоначально – в себе, а там уже и пространственные… Вот и Виктор. С чего это его, как думаешь, философия вдруг так заинтересовала? Философия, Лариса – это ведь тяжелый труд.
