Сочинения в трех книгах. Книга третья. Рассказы. Стихи - страница 17



Борька радовался, что он нас не убьет, прыгал, а меня трясло. Мне было страшно. Я заплакал.

Потом Борька искал свой нож. Нашел. Потом вытаскивал мой из глаза убитого. Потом вытирал его. Потом мы шли домой, клялись, что будем молчать обо всем, снова братались.

Это удивительно, но мы действительно молчали. Хотелось, очень хотелось рассказать. С Борькой мы об этом шептались, но другим говорить было страшно.

Новый год был у меня тревожный. Я боялся, что найдут зэка, узнают, что это я его убил, что дойдет до лагеря, и дружки того, убитого, придут и отомстят. Убьют меня или моих родителей. Боялся, что меня посадят в тюрьму за убийство. Я запрятывал финку, зарекался, что не подойду и не дотронусь больше до нее. Но к ней тянуло, и я доставал, перепрятывал. Боялся, что ее найдут. И вообще мне было плохо.

Зэка нашли весной. Обглоданного волками и лисами. Никто не стал докапываться, сам он умер, загрызли его волки или кто-нибудь убил. Говорили, что нашли, выволокли из леса, бросили труп в грузовик, отвезли на лагерное кладбище и закопали. Но я-то знал, что убил его. Прошло полгода, про зэка подзабыли.

Я успокоился. Борька, верховодивший среди нас до этого, начал уступать мне в делах. Не споря. И среди других пацанов мое слово стало почти всегда главным. Мне это нравилось.

Я стал уверенным. Со мной дружили, но меня перестали любить. Мне перестали улыбаться. Между мной и другими, даже Борькой, появилось расстояние.

К счастью, через год отца перевели работать еще дальше на север, в Лобытнанги, и мы уехали из Княж-Погоста.

А еще через два года, когда школьная учеба перевалила за середину, на семейном совете было решено, что мне надо будет поступать в институт, отцу и всему семейству заканчивать кочевую геолого-разведочную северную жизнь и переезжать в какой-нибудь южный город. После долгих разговоров и рассматривания карты выбрали большой, всем известный город на берегу Волги.

В восьмой класс я пошел уже в этом волжском городе.


Все, хватит лежать, пора! 7:27.

«Как хорошо, что дырочку для клизмы имеют все живые организмы!» Это Заболоцкий, мой любимый Заболоцкий. В лагере ему было, небось, не до таких строчек.

Теперь умываться.

Шуйца – это левая рука. Десница – правая. Рука руку моет.

А панталык – это столбовая дорога.

Сколько всякого мусора в голове! Где его нахватался?

Трепать – это означает бить, колотить.

А Шишкин начал всерьез учиться живописи только в 20 лет. А еще он был женат на сестре Федора Васильева. А медведей в картине Шишкина «Утро в сосновом лесу» написал Савицкий.

А Нестеров отрока Варфоломея писал с девочки.

А слово «газ» придумал в XVIII веке физик Ван-Гельмонт.

А Микеланджело кормилица кормила грудью аж до пяти лет. В тех местах было так принято.

А Ломоносов впервые употребил в России кучу слов: квадрат, минус, горизонт, равновесие, квасцы.

А «вилами на воде писано» означает, что кругами на воде писано и к сельскохозяйственному инструменту никакого отношения не имеет. Вилы – это круги. Еще и сейчас говорят «вилок капусты».

А буква А это перевернутая голова быка с рогами.


7:47

Часы идут, им до моего словоблудия дела нет.

Жила в нашем поселке старушка, писательница Симентовская. Совсем старая. Зимой даже за хлебом ей было тяжело ходить. Женщины проведывали ее. Пирожки домашние приносили. Тогда было так принято. Моя мать тоже к ней заходила. Иногда меня с собой брала. Книжек у Симентовской было множество. Больше, чем в клубной библиотеке. Она давала читать, не жадничала. Если не отдавали, не напоминала. Была она старой революционеркой или, наоборот, ссыльной, или и то и другое, я не знаю. А спросить теперь не у кого. Мама умерла. Когда жива была, надо было спрашивать, да тогда думал, успею. Дурень. Сейчас жалею. Лучше бы с мамой, когда она в гости приезжала или я к ней в отпуск, лишний час поговорил, вместо смотрения телевизора.